Ссылка для цитирования: Щедрина А.Р. Кибербуллинг журналистов: формы и особенности // Меди@льманах. 2021. № 2. С. 54–63. DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2021.5463
DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2021.5463@ Щедрина Арина Руслановна
магистрантка факультета журналистики
МГУ имени М.В. Ломоносова
(г. Москва, Россия), shchedrina.arina@yandex.ru
С появлением и развитием Интернета образовалась особая реальность – киберпространство со своими понятиями, ценностями, образом мыслей и языком. В цифровой среде агрессивное поведение человека приобрело новые формы: буллинг трансформировался в свой цифровой аналог – кибербуллинг. С онлайн-травлей сталкивается все больше интернет-пользователей, в их числе – журналисты, для которых кибербуллинг может использоваться как инструмент давления.
Цель этой статьи заключается в том, чтобы дать наиболее полное представление о масштабах и особенностях кибербуллинга в отношении российских журналистов. Гипотеза исследования следующая: инструментарий кибербуллинга может использоваться против журналистов, причем травлю в цифровом пространстве будет вызывать скорее профессиональная деятельность журналистов, чем личностная неприязнь к ним.
В статье проанализирован феномен кибербуллинга по отношению к журналистам, которые в силу специфики своей работы – причастности к политическим процессам, формирования общественного мнения и наличия конфиденциальных данных – являются привлекательной целью для агрессоров в сети Интернет.
Глубокого академического исследования кибербуллинга именно в отношении российских журналистов ранее не проводилось. Существуют исследования, посвященные кибербуллингу в подростковой среде (Аптикиева, 2018; Бенгина, Гришаева, 2018; Соколова, 2017) или описывающие гендерные категории участников процесса травли в Интернете (Li, 2006, 2007; Conell, Schell-Busey, Pearce, Negro, 2014). Некоторые исследователи концентрируют внимание на психологическом аспекте проблемы (Макарова Е.А., Макарова Е.Л., Махрина, 2016; Баранов, Рожина, 2015) и изучают влияние кибербуллинга на жизнь жертвы. Многие работы посвящены кибербуллингу как таковому в отрыве от гендерных и возрастных категорий (Slonje, Smith, Frisen, 2012; Бочавер, Хломов, 2014). Но подробных исследований влияния кибербуллинга на профессиональные группы, подверженные ему сильнее остальных, нет. Более того, почти нет исследований кибербуллинга в отношении взрослых индивидов (к коим относятся журналисты). Автор данной статьи предполагает, что исследования кибербуллинга взрослых проводятся гораздо реже потому, что, во-первых, взрослые придают травле меньше значения в силу их более устойчивой психики и жизненного опыта, во-вторых, кибербуллинг, нацеленный на взрослых, еще более латентен, чем подростковый, из-за чего его становится сложнее выявить и изучить. Также кибербуллинг взрослых иногда является продолжением подростковой травли, поэтому фокус исследований смещается в детство жертвы.
Исследование проблемы кибербуллинга в отношении журналистов дано в нескольких зарубежных научных работах. Иностранных открытых источников и доступной статистики крайне мало. Важным является исследование Мерилин Кларк и Анны Грек (2017) из Университета Мальты, так как в нем определено место кибербуллинга среди других видов травли журналистов. Он стоит на втором месте по распространенности (53%) после психологического насилия (69%), далее идут угрозы физической расправы (46%), политическое давление (43%), слежка (39%), запугивание со стороны полиции (35%), физическое насилие (31%), арест, судебное преследование (23%), грабеж, конфискация или уничтожение имущества (20%), сексуальные домогательства (13%). Это исследование доказывает серьезность влияния онлайн-травли на журналистскую деятельность и даже личную жизнь.
Исследование организации «Репортеры без границ» (2018) фокусируется на политической составляющей кибербуллинга журналистов. В нем говорится, что чаще всего мишенью для кибербуллинга становятся журналисты-расследователи, затрагивающие в своих материалах представителей авторитарных режимов, политических или криминальных группировок. Кроме того, «Репортеры» демонстрируют, что агрессивные кампании по кибербуллингу в отношении журналистов проводятся не только в недемократических странах, но и в странах-лидерах Всемирного индекса свободы прессы.
Чтобы составить представление о масштабах и особенностях кибербуллинга в отношении российских журналистов, было проведено собственное исследование с использованием метода анкетирования. Анкета была разослана примерно 320 журналис-там, из которых прошли опрос 110 журналистов различных российских СМИ.
Основанием для выбора того или иного СМИ служила необходимость охватить наи-большее количество сегментов российского медиарынка. Были опрошены журналисты следующих изданий: «360», «Аргументы и Факты», «Афиша Daily», «Вести FM», «Газета.ру», «Дождь», «Здоровье Mail.ru», «Коммерсантъ», «Медиазона», «Медуза», «Новая газета», «Новости Архангельска – 29.ru», «Новости Перми – 59.ru», «Новости Mail.ru», «НТВ», «Первый канал», «РБК», «Сноб», «Собака.ru», «ТЕО ТВ», «Цех», «Эхо Москвы», BBC Russia, Esquire, Forbes Russia, Lenta.ru, Russia Beyond, The Bell, The Insider, TJournal, The Village, Wonderzine, Znak.com. Отбор изданий происходил при помощи рейтинговых списков российских СМИ, составленных компанией «Медиалогия». В выборке представлены два региональных СМИ (рассылка осуществлялась журналистам многих региональных СМИ из рейтинга «Медиалогии», но заполнили анкету журналисты только этих двух изданий).
Принцип рассылки и логика выборки была следующей. Автор исследования использовал списки сотрудников редакции СМИ, опубликованные на сайте перечисленных изданий. Ссылка на анкету рассылалась всем журналистам, входящим в сос-тав редакционных списков. Также ссылка на анкету с сопроводительным текстом отправлялась в личные сообщения социальной сети Facebook, которой часто пользуется российское медиасообщество, и «ВКонтакте». Причем первая соцсеть использовалась для связи с незнакомыми журналистами, а вторая – для связи со знакомыми автору исследования журналистами. Отметим, что соцсеть Facebook имеет удобный интерфейс с указанием места работы человека – так автор статьи мог удостовериться, что определенный аккаунт принадлежит конкретному журналисту, который имеет опыт работы в СМИ.
Всего в опросе приняли участие журналисты из 33 федеральных и региональных СМИ. Выборка охватила журналистов от 18 до 65 лет со стажем от года до более 10 лет. Стоит отметить, что после заполнения анкеты некоторые журналисты в переписке с автором статьи делились своим мнением относительно проблемы кибербуллинга, и эти комментарии тоже учитывались при описании результатов исследования. Цитаты, приведенные в статье с указанием авторства, были взяты из этой переписки и опубликованы с согласия собеседников.
Анализ результатов анкетирования позволил определить масштабы интернет-травли журналистов, а также выявить особенности кибербуллинга в отношении этой профессиональной группы. Выяснилось, что 42% опрошенных журналистов сталкивались с той или иной формой кибербуллинга, причем 28% из них – неоднократно, 14% – только один раз. Опираясь на эти данные, можно говорить, что инструменты кибербуллинга довольно часто используются против журналистов, проблема интернет-травли журналистов существует и, как будет показано дальше, оказывает на них негативное влияние.
По данным опроса, чаще всего с кибербуллингом сталкивались журналисты в возрасте от 26 до 35 лет (44%) и от 20 до 25 лет (42%). На частоту столкновения с кибербуллингом тоже влиял стаж работы журналистов (см. рис. 1).
Рисунок 1. Частота столкновения с кибербуллингом в зависимости от стажа журналистов
Гендерный состав. Соотношение мужчин и женщин, участвовавших в анкетировании, составило 40% и 60% соответственно. Анализ результатов опроса показал, что женщины-журналисты сталкиваются с кибербуллингом чаще, чем мужчины-журналисты, но эта разница невелика (59% женщин и 41% мужчин). Автор исследования предполагает, что женщины и мужчины сталкиваются с кибербуллингом примерно одинаково, однако некоторые мужчины зачастую не склонны воспринимать характерные формы кибербуллинга как травлю. Несколько мужчин-журналистов в беседе с автором работы признавались, что не считают случившееся с ними кибербуллингом и относятся к этому «снисходительно». Идею о разном отношении мужчин и женщин к ситуации интернет-травли могут подтвердить данные анкетирования о том, что мужчины реже испытывали дискомфорт от кибербуллинга, чем женщины. Так, негативные эмоции от столкновения с кибербуллингом испытывали 92% женщин-журналистов, в то время как среди мужчин процент меньше – 84%.
Тип медиа. По данным опроса, сталкивавшиеся с кибербуллингом журналисты работали в онлайн-медиа (76%), в периодической печати (20%) и на телевидении (13%). Закономерно, что сотрудники интернет-СМИ больше подвергаются травле в Сети, это происходит из-за их постоянного нахождения в цифровом пространстве. Кроме того, уровень кибербуллинга в отношении журналистов выше в медиа локального уровня (71%), на втором месте медиа федерального уровня (42%), на третьем – регионального (36%).
Формы. Анализ результатов анкетирования показал, что наиболее распространенными формами кибербуллинга в отношении журналистов являются: флейминг (систематические оскорбления), распространение клеветы, постоянный троллинг, киберсталкинг (преследование в Сети). Менее распространенными формами, но также используемыми в качестве инструмента травли журналистов являются: исключение (из общего чата, группы / блокировка или удаление аккаунта в социальных сетях), аутинг и обман (разглашение информации о человеке без его согласия), харассмент (домогательства), кетфишинг (создание фейкового аккаунта в соцсетях на основе личных данных человека) и имперсонация (взлом и использование аккаунта жертвы от ее лица) (см. рис. 2).
Рисунок 2. Формы кибербуллинга в отношении журналистов
Очевидно, что кибербуллинг, направленный на журналистов, имеет в своем инструментарии все возможные формы интернет-травли. То есть он достаточно разносторонен и влияет на многие аспекты пребывания журналистов в интернет-пространстве. Все формы кибербуллинга в отношении журналистов, как показывает рисунок, можно подразделить на три группы, отличающиеся сложностью исполнения. Так, в четверку наиболее часто используемых способов входят формы, не требующие от агрессора больших временных и умственных затрат. Ведь флейминг, троллинг, распространение клеветы и киберсталкинг предполагают лишь словесное проявление агрессии. Тогда как исключение, аутинг, харассмент – более сложные формы кибербуллинга, которые требуют вовлечения в процесс травли жертвы (для их исполнения нужно совершить дополнительные действия: например, удалить из чата, группы, отправить жалобу на аккаунт жертвы, распространить информацию о жертве на различных ресурсах и платформах). Наименее распространенные формы кибербуллинга – имперсонация и кетфишинг – требуют от агрессора определенных технических навыков, а подготовка к осуществлению травли занимает большое количество времени, поэтому эти формы последние в рейтинге.
Поскольку журналисты чаще всего подвергаются открытым формам кибербуллинга, то есть таким, которые предполагают словесную конфронтацию с агрессором, они зачастую знают, кто осуществляет их интернет-травлю. Так, по результатам анкетирования, 59% респондентов знали, кто подвергал их кибербуллингу, 28% были не в курсе этого, и 13% специально выясняли личность агрессора (причем эти журналисты предпринимали затем активные действия против агрессора: блокировали, продолжали с ним конфронтацию, обращались к администрации платформы или к органам правопорядка).
Причины. Причины, по которым агрессоры совершают кибербуллинг против журналистов, довольно многочисленны. Точно можно сказать одно: 96% опрошенных журналистов подвергались кибербуллингу из-за своей профессиональной деятельности. На основании полученных ответов можно выделить следующие причины кибербуллинга в отношении журналистов (по убыванию частотности):
Отдельно необходимо упомянуть политическое давление на журналистов. Политически обусловленный кибербуллинг может происходить по разным причинам: из-за публикации материалов, несовпадающих с политикой действующей власти, из-за противоречия в политических взглядах журналиста и агрессора, из-за желания агрессора проявить лояльность власти. Нередко политически обусловленный кибербуллинг в отношении журналистов осуществляется так называемой «фабрикой троллей». Политическое давление может привести к неблагоприятным последствиям, о чем журналисты также упоминали в анкете.
Последствия. Последствия кибербуллинга могут быть действительно серьезными (см. табл. 1). Никаких последствий не было для 15% столкнувшихся с кибербуллингом журналистов. Еще одно последствие, не указанное в ответах, но о котором говорили журналисты в беседе с автором исследования, это самоцензура. Так, один из респондентов признался, что после онлайн-травли у него появилось «желание не попадать в такие ситуации», и он «определенно стал внимательнее к словам». Феномен самоцензуры объясняется тем, что сознание пытается избежать травмиру-ющий опыт, анализируя его предпосылки, тем самым у человека формируется конформное поведение, которое проявляется в том числе и в работе.
|
Последствия |
Кол-во журналистов, в % |
|
Негативные эмоции |
89 |
|
Репутационный ущерб |
26 |
|
Депрессия и суицидальные мысли |
13 |
|
Потеря аудитории |
7 |
|
Увольнение |
2 |
|
Утеря важных персональных данных |
2 |
|
Чувство незащищенности и тревоги |
2 |
|
Усталость от определенной тематики |
2 |
Анализ результатов анкетирования показывает, что большинство журналистов, столкнувшись с кибербуллингом, ничего не предпринимает – так ответили 54% опрошенных, остальные респонденты предприняли определенные действия (см. табл. 2). Интересно, что журналисты в ответ на этот вопрос не только выбирали варианты, предложенные в анкете, но и предлагали свои: кто-то сменил работу, кто-то отказался от всех соцсетей на год, одни перестали читать комментарии под своими материалами, другие ответили агрессору в юмористическом ключе (снял смешной ответный ролик), кто-то сменил личные аккаунты в соцсетях. Это в очередной раз демонстрирует серьезность последствий кибербуллинга для журналистов.
|
Действия |
Кол-во журналистов, в % |
|
Блокировка агрессора |
32 |
|
Продолжение конфронтации с агрессором |
13 |
|
Обращение к администрации платформы |
13 |
|
Обращение за помощью к органам правопорядка |
4 |
Основываясь на результатах анкетирования, можно сказать, что уровень латентности случаев кибербуллинга у журналистов небольшой: 76% респондентов рассказывали кому-либо о том, что стали жертвой онлайн-травли, и всего 24% респондентов не распространялись об этом. Последние скрывали свой опыт кибербуллинга, так как не верили в серьезность произошедшего (46%), не хотели показаться уязвимыми (27%), вообще не хотели говорить об этом (13%), боялись, что все станет хуже (7%), не знали, кому рассказать (7%), считали, что другим людям этого знать не стоит (7%). Некоторые журналисты (7%) не рассказывали о столкновении с кибербуллингом, потому что все случаи были публичными и происходили на глазах у аудитории.
Рисунок 3. Платформы, на которых журналисты чаще всего подвергались кибербуллингу
Такой низкий процент латентности случаев кибербуллинга у журналистов не вполне совпадает с данными исследований, которые утверждают, что взрослые скрывают свой опыт столкновения с кибербуллингом не меньше подростков (Mehari, Farrell, Le Anh-Thuy, 2014: 399–415), об онлайн-травле не сообщает около половины подростков (Smith, Mahdavi, Carvalho, Fisher et al., 2008). Данные, полученные автором статьи, можно объяснить тем, что журналистская деятельность обусловлена публичностью, и журналист не может долго скрывать тот факт, что он подвергся онлайн-травле. Во-первых, он может заявить об этом сам, так как имеет обостренное чувство справедливости и обладает мощным информационным ресурсом, во-вторых, журналист является в определенном отношении публичной фигурой, поэтому аудитория сама может узнать и распространить информацию о совершенном акте онлайн-травли на него.
Платформы. Анкетирование помогло выявить наиболее распространенные платформы, на которых журналисты подвергались кибербуллингу. В тройку «лидеров» вошли: социальные сети, менеджеры, сайты СМИ (раздел комментариев).
Видно, что травля журналистов в Сети происходит на внушительном количестве ресурсов и платформ, что делает проблематичным для журналистов как занятие профессиональной деятельностью, так и времяпрепровождение в Интернете для личных нужд.
Типы агрессоров. Если говорить о том, кто осуществляет кибербуллинг в отношении журналистов, то наше исследование выявило три типа агрессоров: обычные пользователи (недовольные читатели), провластные преследователи и активисты.
Принцип проявления агрессии недовольного читателя таков: после прочтения журналистского материала он начинает назойливо писать негативные сообщения в комментарии и в личные сообщения журналиста. Зачастую онлайн-травлю журналиста устраивают недовольные представители разнообразных сообществ (гендерных, религиозных, национальных, тематических и др.), репрезентация которых в СМИ была, по их мнению, негативной. Кибербуллинг от читателей – наиболее распространенное явление.
Активисты используют более жесткие методы онлайн-травли журналистов. Чаще всего кибербуллингом занимаются в закрытых группах соцсетей, где состоят «только свои». Там активисты договариваются о том, как будут очернять журналиста или СМИ: писать оскорбительные комментарии, блокировать его аккаунты, совершать атаки на личные соцсети, троллить и т.д. Активистами могут быть как представители несистемной оппозиции, так и местные общественники.
Кибербуллинг со стороны властей и крупного бизнеса осуществляется разнообразными методами: от прямых оскорблений и травли с привлечением ботов и специально созданных профилей в соцсетях до псевдорасследований о продажности и низкой квалификации журналиста. Кибербуллинг также может происходить через проплаченных журналистов и блогеров, которые публикуют компрометирующие посты в социальных сетях. Онлайн-травля со стороны представителей власти наиболее опасна и может иметь серьезные последствия, так как в их распоряжении есть множество рычагов давления, в том числе доступ к «фабрике троллей».
Позиция журналистского сообщества по отношению к проблеме кибербуллинга неоднозначна (см. рис. 4). Среди тех, кто сталкивался с онлайн-травлей, 91% респондентов считает, что проблема кибербуллинга журналистов существует, и 87% рассматривают его как инструмент давления на журналистов. В сообществе тех, кто с онлайн-травлей не сталкивался, только 72% считает, что проблема кибербуллинга журналистов реальна, а само это явление – способ давления на них (69%).
Рисунок 4. Позиция журналистского сообщества
Переписка автора с респондентами показала полярные точки зрения на проблему кибербуллинга в отношении журналистов. Так, Егор Поляков, руководитель отдела финансов «Ленты.ru», поставил под сомнение наличие проблемы, особенно в профессиональной среде. «В большинстве своем журналисты, особенно попсовые, которых знают по именам, люди очень тщеславные, а травля и буллинг – это одна из сторон славы, за которой гонятся авторы». Негативные комментарии, по мнению Полякова, – это «обычный рабочий процесс», а журналисты, подвергающиеся травле, – это, «как правило, персоны, которым важнее их персональная публичность, чем реаль-ная работа». Проблема кибербуллинга журналистов, утверждает он, возникает «либо по глупости журналиста, либо из-за его стремления к славе». И добавляет: «В обоих случаях виноват журналист, потому что он, как автор, который вроде как бы более “экспертен” в медиатусовке, должен осознавать все сопутствующие публикации риски. Проблема, простите, в тупизне журналистов, а не в том, что их травят в соцсеточках».
Противоположную точку зрения высказал Сергей Голубицкий, колумнист «Новой газеты». Он считает кибербуллинг в отношении журналистов «страшной проблемой» и связывает его не с негативными комментариями на Facebook, а скорее с политическим давлением. «Никто не гнобит за идею, а всё больше – за свои шкурные личные интересы. За свои деньги, репутацию. Если ты пишешь о проблемах власти в целом, то никто не будет доставать. Но если произнесешь вслух имя любого амбициоз-ного чиновника, это потенциально чревато давлением», – уверен журналист. Он также считает, что часто журналист сам виноват в том, что подвергся кибербуллингу: «Почти всегда при должном мастерстве и умении можно написать текст так, что к нему невозможно будет придраться. Но это сложно и возможно только в определенной тематике. Есть совершенно взрывоопасные сферы, связанные напрямую с влиятельным чиновничеством, приближенным к власти олигархатом и т.п.». И хотя Голубицкий признает, что существуют некие внешние обстоятельства, которые могут спровоцировать онлайн-травлю, его риторика все же направлена на оправдание журналиста.
Журналисты, обладая информационным ресурсом, могут влиять на общественные и политические процессы и становятся привлекательной целью для агрессоров в сети Интернет. С кибербуллингом в России сталкивалось 42% опрошенных журналистов. Наиболее распространенными формами кибербуллинга стали флейминг, клевета, систематический троллинг и киберсталкинг. В целом журналисты подвергались всем формам онлайн-травли, что, несомненно, влияло на многие аспекты их пребывания в интернет-пространстве.
Онлайн-травлю журналистов вызывала в большинстве случаев их профессиональная деятельность. Так, причинами, по которым осуществлялся кибербуллинг, стали: несогласие с позицией журналиста, тематика статьи (неоднозначная, табуиро-ван-
ная, неудобная для общества тема), недостаточно профессиональный подход к работе, месть, принадлежность к определенному СМИ. Также было высказано предположение, что осуществлять политически обусловленный кибербуллинг журналистов может так называемая «фабрика троллей».
Уровень латентности случаев кибербуллинга у журналистов небольшой из-за их публичности, а последствия онлайн-травли журналистов довольно серьезные (депрессивное настроение, репутационный ущерб, склонность к самоцензуре).
Проблема кибербуллинга в отношении журналистов воспринимается самим профессиональном сообществом неоднозначно: кто-то уверен, что проблемы нет, кто-то признает серьезность проблемы, а кто-то об этом никогда не задумывался.
Автор данной статьи убежден, что проб-лема кибербуллинга в отношении журналистов есть и о ней нужно говорить. Конечно, искоренить агрессию в Интернете не удастся, но защитить журналистов от давления, которое проявляется в том числе посредством кибербуллинга, – вполне возможно. Автор надеется, что публикация этой статьи в открытом доступе привлечет внимание СМИ и общественности к проблеме кибербуллинга в отношении журналистов и станет стимулом для появления дальнейших исследований на эту тему.
1 Агентство интернет-исследований, или «фабрика троллей», – российская структура со штаб-квартирой в Санкт-Петербурге, занимающаяся дезинформацией, формированием общественного мнения. Агентство использует фейковые аккаунты в крупных социальных сетях и онлайн-изданиях, на форумах и в видеохостингах.
2 Репортеры без границ. Режим доступа: http://report.unic.edu.ru/dee/
3 Если на рубеже XX−XXI вв. лишь около 7% юношей в возрасте 10–17 лет становились мишенью для онлайн-агрессии (Ybarra, Mitchell, 2004), то спустя всего 5–7 лет этот показатель вырос до 11% в США и до 25% в Канаде (Kowalski., Limber, 2007).
4 Например, журналистка «Ленты.ru» и TJ сообщила, что «фабрика троллей» при помощи фотошопа вмонтировала ее фотографии в изображения с оргиями и другими порносценами. Затем эти изображения массово распространялись в соцсетях и на сайте СМИ, ложно компрометируя журналистку. Девушка рассказала, что после каждой публикации издания раздел комментариев через секунды заполнялся сотнями комментариев с такими изображениями. Причиной травли журналистка считает свои публикации на политические темы.
Аптикиева Л.Р. Буллинг как преморбид асоциальной направленности // Вестн. Оренбургск. гос. ун-та. 2018. № 2 (214). С. 39–45.
Баранов А.А., Рожина С.В. Психологический анализ причин подросткового кибербуллинга // Вестн. Удмуртск. ун-та. Сер.: Философия. Психология. Педагогика. 2015. Т. 25. Вып. 1. С. 37–41.
Бенгина Е.А., Гришаева С.А. Кибербуллинг как новая форма угрозы психологическому здоровью личности подростка // Вестн. ун-та. 2018. № 2. С. 153–157.
Бочавер А.А, Хломов К.Д. Кибербуллинг: травля в пространстве современных технологий // Психология. Журнал Высшей школы экономики. 2014. Т. 11. № 3. С. 177–191. Макарова Е.А., Макарова Е.Л., Махрина Е.А. Психологические особенности кибербуллинга как формы интернет-преступления // Российский психологический журнал. 2016. Т. 13. № 3. С. 293−311.
Соколова Д.В. Агрессия в Интернете: распространение кибербуллинга среди российских подростков // Медиаскоп. 2017. Вып. 2. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2315
Clark M., Grech A. (2017) Journalists Under Pressure: Unwarranted Interference, Fear and Self-Censorship in Europe. Strasbourg: Council of Europe Publishing.
Conell N.M., Schell-Busey N.M., Pearce A.N., Negro P. (2014) Badgrlz? Exploring Sex
Differences in Cyberbullying Behavior. Youth Violence and Juvenile Justice 12 (3): 209−228.
Kowalski R.M., Limber S.P. (2007) Electronic Bullying Among Middle School Students.
Journal of Adolescent Health 41 (6, Suppl.).
Li Q. (2006) Cyberbullying in Schools. A Research of Gender Differences School. Psychology
International 27 (2): 157−170.
Li Q. (2007) New Bottle but Old Wine: a Research of Cyberbullying in Schools. Computers in Human Behavior 23 (4): 1777−1791.
Mehari K.R., Farrell A.D., Le Anh-Thuy H. (2014) Cyberbullying Among Adolescents:
Measures in Search of a Construct. Psychology of Violence 4 (4): 399−415.
Slonje R., Smith P. K., Frisen A. (2012) The Nature of Cyberbullying, and Strategies for
Prevention. Computers in Human Behavior 29 (1): 26–32. DOI: 10.1016/j.chb.2012.05.024
Smith P.K., Mahdavi J., Carvalho M., Fisher, S., et al. (2008) Cyberbullying: Its Nature and
Impact in Secondary School Pupils. Journal of Child Psychology and Psychiatry 49: 376−385.
Ybarra M.L., Mitchell K.J. (2004) Youth Engaging in Online Harassment: Associations with Caregiver-Child Relationships, Internet Use and Personal Characteristics. Journal of Adolescence 27 (3).
Дата поступления в редакцию: 21.12.2020
Дата публикации: 15.04.2021
