Архив



«Черная книжка» Зинаиды Гиппиус и «Черная тетрадь» Нины Берберовой (заметки на полях)



Елена Закрыжевская

Ссылка для цитирования: Закрыжевская Е.А. «Черная книжка» Зинаиды Гиппиус и «Черная тетрадь» Нины Берберовой (заметки на полях) // Меди@льманах. 2021. № 2. С. 124–127. DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2021.124127

DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2021.124127

@ Закрыжевская Елена Андреевна
независимый исследователь (г. Москва, Россия), elenazakryzhevskaya@gmail.com



Ключевые слова: мемуары, «Курсив мой», Н.Н. Берберова и дневники З.Н. Гиппиус, эмиграция первой волны.



В статье рассматривается связь главы книги мемуаров «Курсив мой» писательницы первой волны эмиграции Нины Берберовой и «Петербургского дневника» одной из выдающихся фигур Серебряного века Зинаиды. Гиппиус. Анализируется исторический контекст, самопрезентация З.Н. Гиппиус и Н.Н. Берберовой.

 

Мемуары (или автобиография, как настаивала Нина Берберова) и дневник – разные формы фиксации воспоминаний, каж­дая со своими особенностями и законами1. Однако если не мемуары целиком, то их часть, а именно помещенный в «Курсив мой» дневник Н.Н. Берберовой, сопоставить с дневниками З.Н. Гиппиус, на наш взгляд, можно.

 

«Частная мифология»

О том, на какие примеры опиралась Н.Н. Бер­берова, создавая свои мемуары «Курсив мой», она сама упоминает в тексте книги, некоторые сведения можно найти и в предисловии к книге А.А. Кузнецовой, и в статье И.В. Винокуровой (2012). Ни в одном из этих источников дневники Гиппиус не названы. Однако, как и в «Петербургском дневнике» Гиппиус, в дневнике Берберовой описано время политических, военных и социальных потрясений. Первая запись дневника Гиппиус относится ко дню начала Первой мировой войны. Несмотря на то что Берберова только в редких случаях отмечает в своем дневнике точные даты событий, указывая, как правило, лишь год и месяц, мы знаем, когда сделана первая запись в ее «Черной тетради» (так назван дневник и шестая глава мемуаров соответственно). Это день подписания пакта Молотова–Риббентропа – для Берберовой также первый день уже Второй мировой войны2.

Названия глав «Курсива» отражают, по выражению самой Берберовой, ее «частную мифологию»3, значение которой она каждый раз подробно разъясняет читателю. «Гнездо и муравьиная куча»4, по справедливому замечанию автора предисловия к «Курсиву» А.А. Кузнецовой, – «образы человеческих сообществ, в которых проходило детство писательницы»5. Окунувшись в культурную жизнь Петрограда, познакомившись с писателями, поэтами, артистами, которые прежде казались ей «небожителями»6, Берберова почувствовала себя бедным Лазарем, который вдруг стал несказанно богат (глава «Лазарь»). В связи с этим «Товий и Ангел», пожалуй, самый разительный пример, поскольку в этой главе Берберова не только детально описывает свой любимый сюжет эпохи Возрождения, но и подробно объясняет, почему она идентифицирует себя с героями этого сюжета. «Эти возвращающиеся темы, – пишет Берберова, – эта структуральная символика не наложена на меня извне, она не “накрывает” меня, она составляет мою сущность, меня самое – неотделимая, как форма от ания»7.

«Черная тетрадь», на первый взгляд, нарушает эту систему. Однако и это заглавие отнюдь не свободно от ассоциаций. «Черной книжкой» назвала часть своих петербургских дневников З.Н. Гиппиус, опубликовав ее вместе с «Серым блокнотом» в 1921 г. в Болгарии, а затем в Германии. В преди­словии она упоминает также оставшиеся в России, неизданные дневники («Черные тетради»), которые из соображений безопасности были зарыты в землю8. То же самое Берберова пишет о своей «Черной тетради», которая, по ее словам, «одно время была закопана в подвале и зацвела темно-зелеными пятнами плесени»9.

Есть и другие параллели. Гиппиус вспоминает, как в июне 1919 г. вновь взялась за дневник: «Уже давно была у нас не жизнь, а воистину “житие”. Маленькая черная книжка валялась пустая на моем письменном столе. И я полуслучайно-полуневольно начала делать в ней какие-то отметки. Осторожные, невинные, без имен, иногда без чисел. <…> Не хотелось, не умелось, но чувствовалось, что хоть два-три слова, две-три подробности – надо закрепить сейчас [выделено у Гиппиус. – Е.З.] <…> Я помню, как я их писала. Я помню, как я, из осторожности, преуменьшала, скользила по фактам, – а не преувеличивала. Я вспоминаю недописанные слова, вижу нарочные буквы. Для меня эти скользящие строки – налиты кровью и живут, – ибо я знаю воздух, в котором они рождались»10.

Похожим образом Берберова описывает состояние, в которым она находится, приступая к своим записям: «Еще зима, и еще одна. И третья, и четвертая. И, наконец, последняя, пятая. Мы теряем им счет. После “Плача”11 я уже ничего не пишу – три года. Но я еще в начале войны купила толстую тетрадь, в клеенчатом переплете, с красным обрезом. Я иногда записываю в нее какие-то факты и мысли, события и размышления о них; разве я всю жизнь не считала, что все мое существование состоит в том, чтобы жить и думать о жизни?»12 Само ведение дневника подано здесь вне связи с писательством и даже в некоторой степени противопоставлено ему. В несколько иной форме это присутствует в предисловии к «Петербургскому дневнику» Гиппиус: «Мне кажется, если б я даже не была писателем, если б я даже вовсе не умела писать, но видела бы, что видела, – я бы научилась писать и не могла бы не записывать»13.

 

«Открывать тайны и хранить их для себя»

Известно, что Гиппиус редактировала свои дневники (Добкин, Рогинский (ред.-сост., 1992: 13). Дневник Берберовой, вклиниваясь в ее собственные воспоминания, создает впечатление необработанного документа. Между тем автор нигде не дает понять читателю, что это именно так. Характеризуя «Курсив», писательница замечает, что дневник «врос» в нее, «словно тело с руками, ногами и головой»14. Это описание нам кажется существенным. Оно, с одной стороны, может означать, что дневник вошел в мемуары целиком, с другой – допускает деление дневника на значимые части, то есть присутствие в нем композиционного начала.

До сих пор «Черная тетрадь» рассматривалась исследователями именно как документ, которому можно доверять (Винокурова, 2014) или не доверять (Будницкий, 1999: 142). Между тем «художественность» свойственна этой части мемуаров почти так же, как и остальным15. То, что Берберова повторяет вслед за Гиппиус некоторые значимые детали и писательские установки, сформулированные последней в предисловии к «Черной книжке», это подтверждает. Так же, как и в других главах «Курсива», в «Черной тетради» Берберова оставляет за собой право «открывать тайны и хранить их для себя, говорить о себе, говорить о дру­гих, не говорить ни о чем»16.

 

Примечания

1 Напр., Патриция Деотто (2019: 12) так характеризует главное отличие дневника от автобиографии: «запись повседневности по своей структуре априори не поддается синтезу, не позволяет пишущему выстроить собственную жизнь в линейной перспективе рассказа, как это происходит в автобиографии».

2 Берберова Н.Н. Курсив мой: Автобиография / предисл. А. Кузнецовой. М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015 (далее – Курсив мой). С. 437.

3 Курсив мой. С. 449.

4 «Я ненавидела главным образом все то, что имело отношение к гнезду, к семейственности, к опеке <…> Живя в гнезде, я еще не понимала, конечно, всего того, что это понятие несет с собой, но как в жесте руки, положенной на плечо, я увидела больше, чем жест, так и в гнезде я видела символ. Никогда в течение всей моей жизни я не могла освободиться от этого и до сих пор думаю, что даже муравьиная куча лучше гнезда, что в муравьиной куче можно жить более вольно, чем в гнезде, что там меньше тебя греют твои ближние (это грение мне особенно отвратительно), что в куче, среди cтa тысяч (или миллиона) ты свободнее, чем в гнезде, где все сидят кружком и смотрят друг на друга, ожидая, когда наконец ученые выдумают способ читать мысли другого человека». (Курсив мой. С. 42–43).

5 Там же. С. 12.

6 Там же. С. 87.

7 Там же. С. 260.

8 Гиппиус З.Н. Петербургские дневники // Литература русского зарубежья. Антология. Т. 1. Кн. 2. М.: Книга, 1990 (далее – Петербургские дневники). С. 179.

9 Курсив мой. С. 434.

10 Петербургские дневники. С. 179–180.

11 См.: Берберова Н. Облегчение участи (шесть повестей). Париж: YMCA-PRESS, 1949. С. 234–278.

12 Курсив мой. С. 432.

13 Петербургские дневники. С. 178.

14 Курсив мой. С. 599.

15 О причинах, побудивших Берберову включить в текст дневника отрывки из собственных писем, см.: Закрыжевская (2020).

16 Курсив мой. С. 427.

 

Библиография

Будницкий О.В. «Дело» Нины Берберовой // Новое литературное обозрение. 1999. № 39. C. 141–173.

Винокурова И. «Камер-фурьерский журнал» Нины Берберовой // Звезда. 2014. № 8. Режим доступа: https://magazines.gorky.media/zvezda/2014/8/kamer-furerskij-zhurnal-niny-berberovoj.html

Винокурова И.Е. «Кого выбрать примером? У кого мне учиться?..». Нина Берберова и Симона де Бовуар // Вопросы литературы. 2012. № 2. 295–335. Режим доступа: https://voplit.ru/article/kogo-vybrat-primerom-u-kogo-mne-uchitsya-nina-berberova-i-simona-de-bovuar/

Деотто П. Дневник как пограничный жанр: Введение (Diary as a borderline genre: Introduction) // AvtobiografiЯ: Rivista di studi sulla scrittura e sulla rappresentazione del sé nella cultura russa (Padova, Italia). 2019. № 8. С. 11–18.

Закрыжевская Е.А. О письмах Н.Н. Берберовой к Г.В. Адамовичу в книге воспоминаний «Курсив мой» (по материалам Гуверовского архива) // Эмиграция как текст культуры: историческое наследие и современность: сб. науч. ст. Будапешт: Изд-во Selmeczi Bt.; Киров: Изд-во «Радуга-Пресс», 2020. С. 283–289.

«Черные тетради» Зинаиды Гиппиус / подг. текста М.М. Павловой; предисл. и прим. М.М. Павловой и Д.И. Зубаева; ред.-сост. А.И. Добкин, А.Б. Рогинский, ред. Н.Г. Охотин, И.Ю. Сорокина // Звенья. 1992. Вып. 2. C. 11–173.

 

Дата поступления в редакцию: 20.09.2020
Дата публикации: 15.04.2021