Архив



О мотиве молчания в «Гамлете» и «Цитадели»



Наталья Микеладзе

Ссылка для цитирования: Микеладзе Н.Э. О мотиве молчания в «Гамлете» и «Цитадели» // Меди@льманах. 2021. № 5. С. 98–104. DOI: 10.30547/mediaalmanah.5.2021.98104

DOI: 10.30547/mediaalmanah.5.2021.98104

© Микеладзе Наталья Эдуардовна
доктор филологических наук, кандидат искусствоведения, профессор кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), fornatalia@bk.ru



Ключевые слова: Гамлет, мотив молчания, «Цитадель», Сент-Экзюпери, апокрифы.

В данной статье – комментарии к последнему слову шекспировского Гамлета – уточнены имеющиеся коннотации к «молчанию» (дополнены Пс. 114: 7 и 3 Езд. 7: 29–35). С помощью анализа соответствующего мотива в «Цитадели» Сент-Экзюпери выявлено важное новое значение: молчание – истина, конец всех вопросов. Это значение вызревает по ходу действия пьесы, состоящей из бесчисленных вопросов героя, и корректирует представление о Гамлете как «Знающем Человеке» (Л. Пинский), каковым он не является изначально, но становится.

 

Славить я буду тишину
J’écrirai un hymne au silence
(Антуан де Сент-Экзюпери)

 

The rest is silence («дальше – тишина», «дальнейшее – молчанье») – последние слова Гамлета в трагедии, своей таинственностью открывающие дверь в потусторонний мир, не позволяющие признать сценическую развязку подлинным концом истории.

So tell him, with th’ occurrents, more and less, 
Which have solicited –
the rest is silence. (Dies)1

Так ты ему скажи и всех событий
Открой причину. Дальше –
тишина. (Умирает.)
(V, 2. 341342; пер. М. Лозинского)

Читатели, зрители, а также специалис­ты, шекспировские критики давно пытаются прояснить, что именно имел в виду, что хотел сказать этой фразой Гамлет перед собственной смертью. И что вкладывал в нее Шекспир?

Как правило, к молчанию (тишине) в финале «Гамлета» комментаторы в научных изданиях (Jenkins, 1982: 416 fn; Shaheen, 1999: 563) предлагают две биб­лейские параллели:

1. Псалом 115: 17 (в западной нумерации): The dead praise not the Lord, neither any that go down into the place of silence (Geneva Bible, 1599)2. Русские переводы: «Ни мертвые восхвалят Господа, ни все нисходящие в могилу» (Пс. 113: 25, синодальный); «Возносят Господу хвалу не мёртвые, сошедшие во мглу молчанья» (Пс. 113: 25, современный). Даже при учете толкования, которое дает Женевская Библия (Though the dead set forth God’s glory, yet he means here, that they praise him not in his Church and congregation), это место недостаточно объясняет сказанное героем Шекспира.

В словах Гамлета отзывается еще один стих идущего следом Псалма 116: 7: Return unto thy rest, O my soul: for the Lord hath been beneficial unto thee (Geneva Bible, 1599)3. Русский вариант: «Возвратись, душа моя, в покой твой, ибо Господь облагодетельствовал тебя» (Пс. 114: 7, синодальный). Тем самым у Шекспира, полагаю, происходит контаминация этих двух стихов, и только с помощью такой контаминации он объясняет смерть. А значит, смерть – это молчание, в котором находит покой душа, обласканная Богом, отмеченная благодатью. Такое молчание уготовано Гамлету. Это знает и Горацио, когда говорит, что ангельское пение будет сопровождать его в вечный покой:

Good night, sweet Prince,
And flights of angels sing thee to thy rest.
Спи, милый принц.
Спи, убаюкан пеньем херувимов!
(V, 2, 343344)

2. Второй параллелью считается стих из неканонической книги Ездры4. Шекспир мог быть знаком с этим так называемым «Еврейским Апокалипсисом», который в его эпоху публиковался в некоторых изданиях Женевской Библии, но не в составе Ветхого Завета, а в приложении «Апокрифы» (Apocrypha): And the earth shall restore those that have slept [‘are asleep’ в Библии короля Якова. – Н.М.] in her, and so shall the dust those that dwell therein in silence, and the secret places shall deliver the souls that were committed unto them (2 Ezdras, Geneva Bible, 1560: 398). Русский перевод: «И отдаст земля тех, которые в ней спят, и прах тех, которые молчаливо в нем обитают, а хранилища отдадут вверенные им души» (3 Езд. 7: 32).

Здесь принципиально важен контекст стиха, и это контекст Второго Пришествия и Страшного Суда:

«А после этих лет умрет Сын Мой Христос и все люди, имеющие дыхание. И обратится век в древнее молчание (the worlde shalbe turned into the olde silence) на семь дней, подобно тому, как было прежде, так что не останется никого. После же семи дней восстанет век усыпленный, и умрет поврежденный. И отдаст земля тех, которые в ней спят, и прах тех, которые молчаливо в нем оби­-тают (dwell therein in silence), а хранилища отдадут вверенные им души. Тогда явится Всевышний на престоле суда (the most High shal appeare vpon the seate of ludgement), и пройдут беды, и окончится долготерпение. Суд будет один (Iustice onely shal continue), истина утвердится, вера укрепится. Затем последует дело, откроется воздаяние, восстанет правда, перестанет господствовать неправда» (3 Езд. 7: 2935)5.

Таким образом, финальное «молчание» Гамлета соотносится не только с тишиной могилы-смерти, но и с абсолютным молчанием мира перед восстанием из мертвых и Страшным Судом.


mediaalmanah.5.2021.98104-01.png

Рисунок 1. Женевская Библия, издание 1560 г. Титульный лист

Помимо буквального значения в шекс­пировских текстах встречается целый ряд коннотаций к слову silence. Например, молчание – смерть. Древнее молчание смерти, в котором не славят Господа, известно Шекспиру и героям его римских трагедий, дохристианских по описанному в них мироустройству и мировоззрению. О таком молчании говорит Тит Андроник, погребая своих сыновей:

There greet in silence, as the dead are wont,
And sleep in peace…  (I, 1, 9394)
…Here lurks no treason, here no envy swells,
Here grow no damned grudges;
here are no storms, 
No noise, but silence and eternal sleep: 
In peace and honour rest you here, my sons!6
(I, 1, 156159)

Связь молчания с обетом, клятвой присутствует в «Перикле» (I swear to silence 1, 2) и опосредованно в сонетах Шекспира (83, 86).

Наконец, ситуация, сопрягающая молчание и изощренную месть стала канонической на елизаветинской сцене. Шекспировский зритель хорошо помнил «безобидное молчание» (harmless silence) в «Испанской трагедии» Т. Кида, которое просил правителей «дозволить» ему герой пьесы Иеронимо (IV, 4, 181). Отец-мститель категорически (вплоть до избавления от собственного языка!) не желал открыть обидчикам, убийцам сына тайну финала трагедии: Иеронимо счел себя избранным покарать этот мир отступников и подать знак наступления Апокалипсиса (Микеладзе, 2011: 177179, 314). Впоследствии шекспировский архизлодей Яго тоже уходил со сцены в молчании, не объяснив причины своей лютой ненависти и козней. Но зритель понимал, что это причины другого порядка, нежели были у Иеронимо. Иеронимо мстил греху. Вечная же мотивация ада и его орудий, подобных Яго – месть Любви.

Молчание в «Гамлете» особенное, оно не похоже ни на какое другое. Это молчание перед Страшным Судом, Воскресением и Вечной жизнью. Образ-предвестник темы Суда в трагедии «Гамлет» – застывший во всеобщем безмолвии Пирр. Именно такое молчание метафорически описывал в монологе Первый актер, как тишину перед бурей, создав монументальный образ Пирра с занесенным мечом.

But, as we often see, against some storm,
A silence in the heavens
, the rack stand still,
The bold winds speechless, and the orb below
As hush as death – a non the dreadful thunder
Doth rend the region; so, after Pyrrhus’ pause,
Aroused vengeance sets him new awork7
(II, 2, 421426 [курсив наш. – Н.М.])

Как ни парадоксально, «косматый» (rugged, 388), «адский» (hellish, 401), «буйный» (in rage, 410) Пирр в границах шекспировской пьесы являет собой прообраз Страшного Суда, будущего Божьего воздаяния.

Но у молчания в «Гамлете» есть и еще одно, прежде не выявленное комментаторами значение: молчание – познание истины. Это значение подсказал мне Антуан де Сент-Экзюпери.

По всей видимости, Сент-Экзюпери также хорошо знал неканонические книги Ездры, черпал в них вдохновение и образность. Образы князя и его друга, единственного настоящего гео­метра в «Цитадели», полагаю, впрямую связаны со Второй книгой Ездры.
В Женевской Библии она открывала раздел «Апокрифы» и называлась I Ezdras.

Главы с 3 по 7 (1 Ezdras, Geneva Bible 1560: 387391) повествуют о легендарном герое конца вавилонского пленения Израиля, сумевшем благодаря силе разума исполнить чаяния своего народа о Храме. В испытании ума царем Дарием победил «мудрейший» (4:42) юноша Зоровавель. Он доказал высшую силу «Бога истины» (4: 40), а вместо личной награды заручился обещанием царя дать свободу его народу, помочь возвращению в Иудею и восстановлению Храма. Впоследствии он стал «князем Иудейским» (6: 27) и главным строителем Иерусалимского храма (5: 4647, 55; 6: 2; 7: 5). Косвенно с этой историей связывается мотив молчания, тишины, сопровож­дающий постижение истины. В эпизоде испытания царем и его советниками муд­рости юношей он звучит своеобразным рефреном. Обоснование каждого из трех «слов» сопровождает ремарка: «и замолчал» (2 Езд. 3: 24; 4: 12; 4: 41).


mediaalmanah.5.2021.98104-02.png

Рисунок 2. Женевская Библия, 1560. Раздел «Апокрифы». Начало Первой книги Ездры

Молчание, тишина – один из главных лейтмотивов «Цитадели» (Citadelle, 19361944, издано в 1948 г.) Антуана де Сент-Экзюпери, возможно, самого сложного и глубокого философско-религиозного сочинения ХХ в. В этом «гимне молчанию»8 (107) коннотации к нему многообразны: silence de mon amour (2627, etc), silence des eaux (68), silence des pensees, silence du coeur, silence des sens, silence des mots (108), silence du temple (160), silence des divines fontaines (176)…
В конечном счете, все они произрастают из одного корня и восходят к одному «ключу свода»: silence de Dieu (108, etc) и silence en Dieu (109, etc). Этот мотив сопровождает в книге преимущественно образы постигающих Бога-Истину героя-рассказчика (князя пустыни) и геометра.

Герой-рассказчик спрашивает своего умирающего друга:

«– Поделись со мной, геометр, новой истиной, что исполнила тебя такой безмятежностью (la vérité qui te fait cette âme sereine).

– Может быть, постичь истину – значит чувствовать ее безмолвно?.. Может быть, постичь истину – значит обрести право умолкнуть навсегда? (Connaître une vérité, peut-être n’est-ce que la voir en silence. Connaître la vérité, c’est peut-être avoir droit enfin au silence éternel). Я говорил не однажды, что истинно дерево, ибо оно – обретенное согласие корней, ствола и веток… Истинен Бог как идеальное согласие царств и всего, что существует в мире. Бог так же истинен, как дерево, но увидеть его куда труднее. Мне больше не о чем спрашивать, и я молчу (Et je n’ai plus de questions à poser, 246)» (Сент-Экзюпери, 2003: 254).

Этот мотив сопряжен у Сент-Экзюпе­ри также с надеждой быть «принятым» и предощущением вечной жизни:

«Тишина сердца. Чувств. Слов в тебе, ибо хорошо, когда ты становишься ближе к Господу, а Он – тишина вечности.
В ней все уже высказано, все уже сделано (…car il est bon que tu retrouves Dieu qui est silence dans l’éternel. Tout ayant été dit, tout ayant été fait)… Если Он примет тебя (S’il te reçoit, s’il te guérit), Он избавит тебя от лихорадки вопросов, отведя их Своей рукой как головную боль. Вот так… Собирая в житницу сотворенное, открой нам, Господи, створки Твоих ворот, позволь войти туда, где не понадобятся ответы, где вместо ответов будет блаженная безмятежность, которая и есть конец всех вопросов и полнота удовлетворения, – ключ свода, идеальное лицо (Engrangeant un jour Ta Création, Seigneur, ouvre-nous Ton vantail à deux portes et fais-nous pénétrer là où il ne sera plus répondu car il n’y aura plus réponse, mais béatitude, qui est clef de voûte des questions et visage qui satisfait)… Тишина Господня – гавань всех кораблей (Silence en Dieu, port de tous les navires, 108109)» (Сент-Экзюпери, 2003: 105106).

Как видим, мотив silence сопряжен в «Цитадели» с темой познания Бога как высшей истины, обретя которую человек изживает страх смерти и обретает блаженство.

Таким образом, очевидна общность в семантическом наполнении мотива молчания у Шекспира и Сент-Экзюпери. Эта общность основана на специфике раскрытия образа молчания в неканонических книгах Ездры, где оно показано в контексте грядущего – Судного дня, Воскресения из мертвых, а также обретения истины-покоя.

При этом становится заметно и некоторое смещение акцентов. Сент-Экзюпери, мыслитель, оказавшийся в мире, где была объявлена «смерть бога», с помощью мотива молчания делает упор на поиске человеком Бога-Истины. Подобный акцент неявен у Шекспира, художника средневекового универсума. Может быть, этот путь его героем уже пройден, это открытие Гамлетом уже сделано? А может, был необходим Сент-Экзюпери, из другой эпохи высветивший нам новое измерение гамлетова «молчания»… Впрочем, такое ли «новое»? Расположенность Гамлета к поиску смысла, размышлению в «голубиной тиши» хорошо известна самому близкому человеку, его матери: …as patient as the female dove… His silence will sit drooping9 (V, 1, 275, 277).

«Трагедией знания жизни» назвал эту пьесу Шекспира Л.Е. Пинский (1971: 127, 129), самого же Гамлета – «знающим человеком» (Пинский, 1971: 143, 147, 154). Герой знает этот мир, в каждый момент он знает больше, чем мы, зрители... Все так, и одновременно не совсем так. Гамлет, конечно, знает о Боге и его Завете с человеком больше, чем ныне живущие. Но Гамлет, несомненно, и самый ищущий, сомневающийся, адогматичный герой во всем каноне Шекспира. В каком-то смысле, как раз самый «незнающий»… Когда он входит в пьесу, все его прежде твердые представления о мире, о земной и небесной любви и справедливости поколеблены. Но не разрушены. Главные его монологи построены на этом вопрошании, на поиске истины.

That it should come to this… Let me
not think on’t! (I, 2, 137, 146)

And yet to me what is this
quintessence of dust? (II, 2, 274

To be, or not to be – that is the
question… (III, 1, 55)

What is a man..? (IV, 4, 32)

И во всем действии пьесы мы видим его трудный путь к пониманию, новой целостности. И ее обретение: The readiness is all (V, 2, 200). В конечном счете, предсмертное слово Гамлета в финале пьесы дает ясный ответ на вопрос, ее открывающий: «Кто здесь?» (Who’s there? I, 1, 1). – Тот, Чье постижение сопряжено с безмолвием, совершается в безмолвии, становится концом всех вопросов. Так, этот важнейший смысл мотива молчания в «Гамлете» (тишина Господа – ненужность более вопросов) прояснил нам автор «Цитадели», который, по всей видимости, шел к истине близким путем.

Post Scriptum. В порядке дополнения зафиксирую гипотезу о вероятном источнике образов Сент-Экзюпери. При всей собирательности и обобщенности фигур геометра и князя в «Цитадели», их главные прообразы следует искать в мудром строителе Второго Храма, князе Иудейском Зоровавеле из дома Давидова (2 Езд. 37), а отчасти и в Ездре, пророке и водителе избранного народа, каким он предстает в трех (канонической и неканонических) книгах своих писаний. Гипотеза открыта для исследований и поиска аргументов как pro, так и contra.

 

Примечания

1 Строки пьесы «Гамлет» приводятся по изданию: Thompson A., Taylor N. (ed.) (2006).

2 В новой версии Библии вскоре будет принята формулировка, опускающая указание на «место» молчания: …that go down into silence (The Holy Bible. King James Version 1611, 1990).

3 for the LORD hath dealt bountifully with thee – исправляет Женевскую Библия короля Якова.

4 Х. Дженкинс и Н. Шахин указывают Вторую книгу Ездры, тогда как в русской версии соответствующий текст содержится в Третьей книге Ездры. Здесь нет ошибки: в протестантизме принята другая нумерация, и наша Третья книга Ездры становится Второй, а Вторая в Женевской Библии 1560 г. обозначается как Первая книга Ездры. См. подр.: Coogan M.D. (ed.) (2007).

5 Русский синодальный перевод дает как сомнительный следующий стих (36):
«И откроется озеро мучения, а против – него место покоя; видна будет печь геенны, а против нея – рай сладости». В версии Женевской Библии этот стих отсутствует.

6 Строки приведены по изданию: Bate J. (ed.) (2013). В переводе А. Курошевой:

В молчанье встретьтесь, как довлеет [подобает. – Н.М.] мертвым,
И спите с миром…
Не сторожат измена здесь, ни зависть,
Отрава не растет; здесь нет ни шума,
Ни бурь, но тишина и вечный сон.
Здесь, сыновья, покойтесь с миром, с честью!

7 В переводе М. Лозинского:

Но как мы часто видим пред грозой –
Молчанье в небе, тучи недвижимы,
Безгласны ветры, и земля внизу
Тиха, как смерть, и вдруг ужасным громом
Разодран воздух; так, помедлив, Пирра
Проснувшаяся месть влечет к делам...

8 Страницы указаны по электронной epub-версии издания: Saint Exupery A. (2000). На русском языке цитируется по изданию: Сент-Экзюпери А. (2003).

9 В нем тотчас же спокойно, как голубка
Над золотой четой птенцов, поникнет
Крылами тишина.

 

Библиография

Библия. Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета (cинодальный перевод). М.: Рос. Библ. общ-во, 2008.

Сент-Экзюпери А. Цитадель / пер. М.Ю. Кожевниковой. М.: АСТ, 2003.

Микеладзе Н.Э. Томас Кид и «Испанская трагедия» // Кид Т. Испанская трагедия. Сер.: Литературные памятники / отв. ред. А.Н. Горбунов. М.: Ладомир; Наука, 2011.
С. 155–221; С. 279–320 (прим.).

Пинский Л.Е. Шекспир. Основные начала драматургии. М.: Худ. лит., 1971.

 

The Bible: The Holy Scriptures, contained in the Olde and Newe Testament (Geneva Bible 1599). Режим доступа: http://www.genevabible.org/geneva.html?no_redirect=true

Geneva Bible 1560. Apocrypha. Режим доступа: https://archive.org/details/TheGenevaBible1560/page/n797/mode/2up

The Holy Bible. King James Version 1611 (1990). N.Y.: ABS.

Bate J. (ed.) (2013) Shakespeare W. Titus Andronicus. The Arden Shakespeare. 3 ser. L.: Bloomsbury.

Coogan M.D. (ed.) (2007) The New Oxford Annotated Bible with the Apocryphal. 3rd ed. Oxford: Oxford Univ. Press.

Jenkins H. (1982) Introduction and Notes . In: Jenkins H. (ed.) Shakespeare W. Hamlet. The Arden Shakespeare. 2nd ser. L..: Methuen, pp. 1–159.

Saint Exupery A. (2000) Citadelle. P.: Sodis.

Shaheen N. (1999) Biblical References in Shakespeare’s Plays. Newark: University of Delaware Press, L.: Associated Univ. Press.

Thompson A., Taylor N. (ed.) (2006) Shakespeare W. Hamlet. The Arden Shakespeare.
3rd ser. L., N.Y.: Thomson Learning.

 

Дата поступления в редакцию: 22.09.2021
Дата публикации: 18.10.2021