Ссылка для цитирования: Князева М.Л., Кажберова В.В. Детская и юношеская психиатрия в отображении СМИ: актуальность «пограничной» предметной области // Меди@льманах. 2022. № 3. С. 36–55. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2022.3655
DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2022.3655© Князева Марина Леонидовна
кандидат филологических наук, старший научный
сотрудник Проблемной научно-исследовательской
лаборатории комплексного изучения актуальных
проблем журналистики факультета журналистики
МГУ имени М.В. Ломоносова
(г. Москва, Россия), mlknyazeva@mail.ru
© Кажберова Варвара Валентиновна
кандидат филологических наук, преподаватель
кафедры цифровой журналистики факультета
журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова
(г. Москва, Россия), kazhberovavv@gmail.com
Психиатрия – не новая тема в информационной повестке отечественных медиа, однако до недавнего времени СМИ в большинстве случаев сдержанно описывали все, что касается психиатрии, останавливаясь уже на самом упоминании психиатра как некоей «пограничной» фигуры, компетенции и действия которой не подлежат разглашению. Существенный рост упоминаний этой предметной области, наблюдаемый с 2017 г., связан, по мнению авторов, как с рядом трагических событий (внешние факторы), так и с увеличением потребностей массмедиа в развитии этой темы (внутренние факторы).
В последние годы информационным поводом для обращения к темам, касающимся детской психиатрии в России, в основном служит непрекращающаяся череда покушений на убийства, подготовленных и совершенных подростками в своих школах, колледжах или вузах. Жертвами и пострадавшими при этом оказывались не только ученики, учителя, сотрудники вневедомственной охраны учебных заведений, но и случайные люди. Подростки, как правило, погибали на месте преступления (заканчивали жизнь самоубийством; были убиты при задержании) или, реже, несли наказание в соответствии с УК РФ. Жестокость расправ, неумение их предотвратить и, несмотря на, казалось бы, принимаемые меры, их повторение год за годом повергали общество в ужас и смятение.
Одна из первых таких трагедий произошла 3 февраля 2014 г. в районе Отрадное г. Москвы: тогда ученик 10 класса С. Гордеев застрелил сотрудника вневедомственной охраны и своего учителя. Кроме личностных, социальных и внутрисемейных причин случившегося СМИ называли подражание ученикам школы «Колумбайн» Эрику Харрису и Дилану Клиболду (США, штат Колорадо), которые в 1999 г. убили 13 и ранили 23 человека, после чего застрелились сами.
Во время другой трагедии, произошедшей в г. Ивантеевке Московской области 5 сентября 2017 г.1, девятиклассник М. Пивнев не только открыл стрельбу, но и использовал самодельные взрывные устройства. Пострадали четыре человека, при этом точно было установлено, что подросток подражал упомянутым злоумышленникам из США. Эту историю широко освещали СМИ, что, возможно, повлекло за собой появление новых желающих учинить расправу. Так это или нет, но именно с 2017 г. попытки пронести оружие в российские школы стали не редкими. В итоге был принят закон о запрете колумбайн- и иных сообществ, подстрекающих детей и подростков к преступлениям и самоубийствам2.
17 октября 2018 г. 18-летний студент В. Росляков3 в Керченском политехническом колледже устроил взрыв с помощью самодельного устройства, а затем открыл прицельный огонь. В итоге погибли 20 человек, 67 были ранены. Сам Росляков застрелился. В новой истории Европы из всех убийств, совершенных в учебном заведении, оно оказалось самым массовым. В ходе следствия было выявлено, что студент начал подготовку к кровавой акции за девять месяцев до нее. После случившегося в Керчи были ужесточены правила продажи оружия (Росляков приобрел в оружейном магазине 150 патронов с картечью) и требования к охране учебных заведений. История «керченского стрелка» получила большой резонанс, но, очевидно, общество, педагоги и родители не сумели вынести из нее значимых психологических выводов.
19 мая 2021 г. в Казани 19-летний И. Галявиев взорвал самодельную бомбу и из легально купленного ружья расстреливал всех, кто попадался на пути в гимназию № 175. Погибли девять и были ранены 20 человек. Единственное отступление от «сценария керченского стрелка» – Галявиев сдался полиции. 20 сентября 2021 г. 18-летний Т. Бекмансуров устроил массовый расстрел в Пермском государственном университете, был ранен и задержан. Погибли шесть и получили ранения 47 человек.
В конце ноября 2021 г. был предотвращен теракт в школе № 101 в Казани (у 14-летнего подростка обнаружили пневматическую винтовку, а также материалы о вооруженных нападениях на школы)4. 13 декабря 2021 г. у входа во Введенский Владычний женский монастырь (г. Серпухов, Московская область) взорвалось самодельное устройство, которое принес 18-летний В. Струженков – бывший воспитанник православной гимназии при этом монастыре. Пострадали 12 человек и он сам. До происшествия Струженков много раз говорил о желании убивать5.
Все перечисленные случаи широко освещались в СМИ. Исследованные нами журналистские материалы позволили сформировать гипотезу о том, что СМИ в настоящее время не имеют четких ориентиров по освещению трагедий (массовые убийства, суицид), не проводят тщательный анализ ситуации, сообщая вместо этого множество личных подробностей о жизни виновника преступления. В итоге «стрелок» получает возможность контакта с массовой аудиторией, что является одной из его целей, а число трагедий продолжает расти.
Таким образом, внимание к сфере детской и юношеской психиатрии в контексте медийного освещения – насущная необходимость. Убийства в учебных заведениях стали столь частым явлением, что можно говорить о них как о реальной угрозе жизни и здоровью детей, как о симптоме массовой аморальной пандемии. Однако существующие исследования в медийном поле до сих пор не концентрировались на психических аспектах школьных трагедий, не проведено междисциплинарных анализов, не создано теоретических предпосылок для описания явлений подобного рода. Представленная статья – первое, пилотное, исследование в данном проблемном пространстве. Это обусловило актуальность и высокую социальную значимость исследования.
Для проверки гипотезы авторами статьи было проведено комплексное (количественное и качественное) исследование освещения в СМИ вопросов детской и юношеской психиатрии, которое продолжалось три года. Количественное исследование было основано на мониторинге упоминаний ключевых словосочетаний («детская психиатрия», «детский психиатр», «детская психическая больница», «родители душевнобольного ребенка») с использованием аналитической системы «Интегрум» (период с 2013 по 2020 г.). Качественное исследование базировалось на контент-анализе публикаций по каждому из случаев стрельбы (случайная выборка, 30 материалов СМИ); контент-анализе материалов СМИ, не относящихся к случаям стрельбы, но содержащих упоминания основных психолого-психиатрических терминов и понятий (выборка по упоминаниям за период с 7 марта по 7 апреля 2022 г., 136 материалов).
Учитывая сложность темы и ее узкопрофессиональную специфику, исследование также включало в себя практическую апробацию: уточнение первичных гипотез, ключевых слов, обсуждение итогов исследования и их возможного применения. Для этого нами были изучены материалы, предоставленные Детской психиатрической больницей № 6 (г. Москва), использованы заключения практического психиатра А. Федоровича, проведены глубокие интервью с практикующими психиатрами А. Вебером и Д. Пометовым6.
Теоретическую базу исследования составили как работы ведущих психиатров: Д.Н. Исаева (2001), В.В. Ковалева (1979), Г.Е. Сухаревой7, И.К. Шаца (2019), Э.Г. Эйдемиллера ((ред.), 2005), так и труды российских и зарубежных медиаисследователей и социологов: С.Г. Корконосенко (1995), Т.В. Науменко (2005), Е.П. Прохорова (2011), Л.Н. Федотовой (2009), Л.А. Шестаковой (2000), М.В. Шкондина (2002), П. Бурдьё (2002), Г. Лассуэлла (1948), Д. МакКуэйла (2013), Т. Парсонса (2002). Кроме того, нами были подробно изучены этические кодексы журналистов, отраслевые и тематические рекомендации (в отношении людей с психиатрическими состояниями и заболеваниями).
В рамках исследования были поставлены и решены следующие задачи:
Контент-анализ материалов СМИ, освещающих первые случаи стрельбы в учебных заведениях, показал, что чаще всего СМИ сообщали о них в поверхностном новостном формате, уделяя внимание наиболее драматичным деталям трагедий. При этом личные причины, вызвавшие катастрофу и особенно нуждающиеся в анализе, остались «за кадром»8. Материалы средств массовой информации в выборке ограничились указанием на то, что «родителям нужно быть внимательнее к детям» и «ребенка просто травили в школе», не отвечая при этом на вопрос, почему раньше схожие обстоятельства не имели таких страшных последствий. Версия о подражании Харрису и Клиболду также не была основательно проработана: очевидно, что без серьезных внутренних причин, лежащих в сфере психиатрии, подросток не решится на подобный поступок.
После массовой гибели людей в Керчи появились попытки анализировать описанные выше случаи как тенденцию9. СМИ стали чаще привлекать профессиональных экспертов, однако анализ ситуаций, как правило, все же оставался поверхностным10. Ни одно из объяснений трагедии не выглядело убедительным («неполная семья» – но многие преступники вышли из полных семей; «подтрунивали в школе» – однако травли не было)11. В большинстве случаев анализировались характер и образ жизни «стрелков»: они оказывались тихими и безобидными, замкнутыми и неконтактными молодыми людьми, изливавшими в соцсетях свои негативные переживания, безнадежность и озлобление против окружающих. Готовясь к преступлению, зло-
умышленники тщательно продумывали и реализовали план действий, иногда подражая подросткам из школы «Колумбайн». Были проведены журналистские расследования, но без привлечения психиатров или хотя бы психологов, что было бы логично (Росляков вел дневник, где выражал сомнение в своем психическом здоровье: «Думаю, я полупсихопат»)12.
Проанализировав ряд материалов на тему стрельбы в школах, мы выявили основные принципы медиаосвещения подобных трагедий:
Обычно СМИ крайне редко выходят за рамки этой парадигмы, оставаясь в одном и том же кругу информационной повестки (Бурдьё, 2002). В целом перечисленные принципы отвечают требованиям оперативной новостной повестки дня (Лассуэлл, 1948), однако не сочетаются с представлением о духовно-идеологических (Корконосенко, 1995), ценностно-ориентирующих (Фомичева, 2012), культурно-образовательных (Прохоров, 2011), организационных и аналитических (Демина, Шкондин, 2017) функциях современной журналистики. Например, «за кадром» осталось множество вопросов: как вовремя заметить и предотвратить трагедию? О каких внутренних проблемах «сигнализируют» такие преступления? Что за «месседж» пытаются нам передать их исполнители? Обозначить эти и подобные вопросы, попытаться найти на них ответы, задуматься о предотвращении трагедий, широком информировании и просвещении людей о наиболее опасных психиатрических состояниях и их признаках – эти задачи могли бы стать рабочими для журналистов.
Представляется, что широкий общественный резонанс, вызванный масштабом трагедий, а также тенденция к их повторению требуют принципиально иных подходов, включая мобилизационные возможности журналистики (МакКуэйл, 2013): например, привлечение профильных экспертов, организация площадок общественного диалога. В итоге первоначальная гипотеза подтвердилась: журналисты действительно используют не все профессиональные возможности для полноценного освещения трагедий, ограничиваясь в основном информированием. При этом неправильные акценты (детали личной жизни, обилие фотографий преступников, многократное упоминание их имен) увеличивают риск повторения трагедий.
Недаром поведение стрелявших столь демонстративно, их образ хорошо продуман – они рассчитывают на то, что все это увидят множество людей. «Не нужно пытаться раскапывать их драмы, публиковать их фотографии с оружием – они делают их, чтобы мы их рассматривали. Не нужно обсуждать способы расправы – они же специально их так продумывают, чтобы мы с ужасом обсуждали. Нужно говорить о жертвах. А об убийцах – только то, что “это был упырь какой-то”. Нам всем нужно заключить договор о молчании об этих стрелках», – считает бывший заместитель министра территориальной безопасности Пермского края Л. Юркова13. Схожее мнение, но менее категоричное, высказал психиатр А. Вайнер: «Любой психиатр знает, как опасно поднимать информационную волну вскоре после самоубийства или убийства, совершенного подростком. В то же время возмущаться чрезмерной свободой слова в нашей стране как-то чересчур нелепо»14.
К сожалению, СМИ выступили только «информатором», не пытаясь осмыслить эту проблему как этическую. В итоге в некоторых изданиях появились материалы, которые можно рассматривать как «руководство к действию» – например, экспертные комментарии о том, как было выбрано оружие, с описанием конкретных марок и намеками на цену15. Получается, сотрудники СМИ не только не сделали выводов, а стали «разжигателями» будущих трагедий, спекулируя на низменном интересе аудитории.
Тема детских и юношеских психических и психиатрических заболеваний начинает появляться в СМИ в 1990 гг., в основном при описании неблагополучных семей. При этом журналист крайне редко погружался в изучение подробностей диагноза, специфики заболевания, методов и возможностей лечения. Эта тема была полностью «пограничной» и в профессиональном, и в ментальном смысле: в большинстве случаев журналист не считал нужным глубоко вникать в эту предметную область (Князева, 2018 (б)). Однако в 2000 гг. подход к теме начинает меняться. Об этом свидетельствуют итоги количественного исследования – анализ динамики упоминаний, относящихся к предметной области. Так, по запросу «детская психиатрия» система «Интегрум» показала тенденцию к росту числа упоминаний, хотя и не вполне стабильную (см. рис. 1).
Рисунок 1. Динамика упоминаний по запросу «Детская психиатрия», 2013–2020 гг.
Более явная тенденция наблюдается при анализе упоминаний по запросу «Детский психиатр» (см. рис. 2). С 2017 г. средства массовой информации в целом значительно чаще стали обращаться к экспертам при подготовке статей, затрагивающих тему детской психиатрии. Очевидно, что этот интерес связан не только с трагедиями, произошедшими в учебных заведениях (иначе были бы «всплески» упоминаний в годы наиболее значимых трагедий), но и с видимым общественным запросом на эту тему.
Рисунок 2. Динамика упоминаний по запросу «Детский психиатр», 2013–2020 гг.
На наш взгляд, указанный факт вызван несколькими причинами. Первая из них –гуманизация социального и информационного пространства, связанная с инклюзией детей и подростков-инвалидов, в том числе с психическими особенностями развития, во все сферы общественной жизни. В медиасреде в последние годы появилось несколько значимых социальных проектов, таких как «Милосердие.ру» (2004 г.), Dislife.ru (2008 г.), «Такие дела» (2015 г.), «Неинвалид.ру» (2015 г.). В результате просветительской и коммуникационной активности СМИ, граждан и публичных людей (Э. Бледанс, Л. Милявской, И. Хакамады, А. Нетребко и др.) такие особенности развития детей, как аутизм и синдром Дауна, перестали восприниматься обществом как исключительные и социально дистанцирующие. Напротив, все больше материалов посвящалось грамотному включению ребенка с такими диагнозами в обычную социальную среду, а также успешному опыту адаптации. Журналисты чаще стали готовить просветительские материалы на темы детской психологии и психиатрии, постепенно переставая воспринимать эти сферы как маргинальные.
Вторая причина – пока не столь явный, но ощутимый запрос аудитории на качественный здравоохранительный и медицинский контент, который улавливают многие медиа (Кажберова, 2019 (а, б). Как и в других сферах, в медицинской журналистике присутствуют два вида потребностей аудитории – в «легких» и «быстрых» для восприятия текстах, граничащих с инфотейнментом, и в качественных лонгридах, насыщенных проверенной экспертной, статистической и аналитической информацией. С появлением множества фейков в таких ответственных областях, как здоровье общества и медицина, вторая потребность обозначилась более явно, что подтолкнуло СМИ к новым подходам, в частности к поиску авторитетных экспертов в ряде предметных областей (Князева, 2016; Князева, 2018 (а)).
И, наконец, третья причина состоит в постепенном осознании обществом и СМИ факта, что психическое здоровье человека, в том числе ребенка, – важная часть здоровья общества. Этот подход стал актуален с развитием пандемии коронавируса, когда многие эксперты обратили особое внимание на связь указанных факторов16. Кроме того, в период режима изоляции родители стали проводить больше времени со своими детьми, повысив тем самым спрос на информацию по социальному, психическому и физическому развитию ребенка.
Важно, что одновременно СМИ начали уделять больше внимания и теме лечения детей с психическими и психиатрическими расстройствами, что раньше осознавалось как сложная, маргинальная, узкоспециальная и (или) потенциально травмирующая тема. Это связано в том числе с ростом случаев психических и психиатрических заболеваний во всем мире, исследования на эту тему регулярно освещаются в СМИ, особенно в связи с коронавирусом17. По прогнозу ВОЗ, в 2020 гг. психические заболевания выйдут на одно из первых мест, уступая только сердечно-сосудистым. Россия – не исключение, и наиболее серьезно обстоит дело с детским населением страны: по данным Росстата, наблюдается устойчивый рост числа случаев психозов и слабоумия у детей до 14 лет (с 1995 г. – на 50%). Случаи заболеваний шизофренией участились с 1995 по 2000 г. на 70%, но с 2000 г. наблюдалось снижение на 20% (Оксенойт и др. (ред.), 2017). Таким образом, подобные заболевания постепенно перестают осознаваться как нечто исключительное, появляется понимание того, что больных нужно не изолировать (умалчивая об этом в социуме и СМИ), а грамотно лечить, призывая к необходимости и важности лечения на страницах изданий (см. рис. 3). Эта динамика подкрепляется ростом числа упоминаний по запросу «Родители душевнобольного ребенка», т.к. на родителях лежит ответственность за лечение и социализацию детей (см. рис. 4).
Рисунок 3. Динамика упоминаний по запросу «Детская психиатрическая больница», 2013–2020 гг.
Рисунок 4. Динамика упоминаний по запросу «Родители душевнобольного ребенка», 2013–2020 гг.
Таким образом, число упоминаний, связанных с темой детской психиатрии, в СМИ растет. Вместе с тем трагические ситуации, описанные выше, и общий интерес массмедиа к этой предметной области способствуют появлению новых теоретических и практических вопросов, на которые пока не найдено однозначных ответов.
В рамках качественного исследования был проведен контент-анализ публикаций, содержащих психолого-психиатрические термины (ключевые слова): «дисфория», «девиация», «психоз», «невроз», «неврастения», «личностное расстройство». Эти термины были названы психиатрами в числе основных для обозначения пограничных, но уже потенциально опасных для общества состояний, которые должны насторожить окружающих (см. табл. 1).
Таким образом, контент-анализ показывает неполноту знаний журналистами основных терминов, фрагментарность, случайность повестки, в которой эти термины используются. Складывается впечатление, что журналисты считают эти термины интуитивно понятными. В нашу выборку попал только один материал, посвященный подробному разъяснению перечисленных терминов, описанию конкретных проявлений этих психических состояний (термин «неврастения»)18.
Контент-анализ публикаций в средствах массовой информации с точки зрения ценностей и этических норм журналиста обозначил множество «острых» вопросов: например, как говорить о случаях психических заболеваний, не создавая угрозы для дальнейшей судьбы ребенка (если родители или опекуны согласны на публикацию)? Как освещать случаи самоубийств – допустимо ли говорить об этом как о рядовом, обычном событии, что наблюдается сейчас в большинстве материалов (Князева, 2017)? Какие темы должны попасть в массовую информационную повестку, как это произошло с темами детского аутизма и синдрома Дауна? Какие темы, напротив, всегда должны оставаться табуированными для изданий, даже при явном читательском интересе?
| Термин | Частота упоминаний в СМИ | Контекст упоминаний (кол-во мат.) |
|---|---|---|
| Дисфория | 22 |
В связи с гендерной дисфорией – более широкий смысл понятия не раскрыт (17). В контексте смены времен года – смысл раскрыт, но поверхностно (2). О дисфории при зомбировании человека – более широкий смысл понятия не раскрыт (1). О посткоитальной дисфории – более широкий смысл понятия не раскрыт (1). О дисфории в связи с фобиями – более широкий смысл понятия не раскрыт (1). |
| Девиация | 23 |
В связке «сексуальная девиация» – широкий смысл понятия не раскрыт (7). При описании процессов обучения – упоминания полностью оправданы, по контексту понятен смысл термина (3). В контексте экстремистской деятельности – создается ощущение маргинальности термина, более широкий смысл не раскрыт (3). В словосочетании «девиации частоты» – технический термин (2). В политическом контексте – более широкий смысл понятия не раскрыт (2). В контексте состояния здоровья Д. Байдена – широкий смысл понятия не раскрыт (2). В связке «психические девиации» – смысл понятия не раскрыт (2). В контексте сложного психиатрического состояния ребенка – термин объясняется, контекст релевантен (1). В описании семейной жизни публичных персон – смысл понятия не раскрыт (1). |
|
Психоз | 51 |
В контексте конкретной ситуации – справки из диспансера (34). В контексте международной ситуации – смысл термина не раскрыт (11). При описании метода терапии психоза с помощью виртуальной реальности – смысл термина не раскрыт (3). При описании последствий употребления алкоголя – упоминание оправдано, однако смысл термина не раскрыт (1). При описании последствий применения наркотиков– упоминание оправдано, однако смысл термина не раскрыт (1). При описании детских страхов (фобий) и их влияния на взрослую жизнь – упоминание оправдано, но смысл термина не раскрыт (1). |
| Невроз | 19 |
При описании полезных свойств су-джок терапии – смысл термина не раскрыт (5). В контексте описания последствий коронавируса – термин подробно не объясняется, встречается в прямой речи экспертов (2). При описании гиперактивности у детей, в прямой речи специалиста – упоминание оправдано, но смысл термина не раскрыт (2). При перечислении полезного воздействия верховой езды на организм детей с нарушениями здоровья – смысл термина не раскрыт (2). В киноафише, в описании фильма (1). При описании состояния здоровья телеведущей – термин подробно не разъясняется (1). При разъяснении действия натуральных успокоительных – смысл термина не раскрыт (1). При описании ритма жизни мегаполиса – смысл термина не раскрыт (1). В контексте похудения – смысл термина не раскрыт (1). В материале о приеме нутриентов, в прямой речи эксперта – смысл термина не раскрыт (1). В контексте кадровых вопросов (выбор сотрудника на должность, прием на работу) – смысл термина не раскрыт (1). При описании влияния ЕГЭ – смысл термина не раскрыт (1). |
| Неврастения | 15 |
При описании полезных свойств риса – смысл термина не раскрыт (6). При описании проявлений панической атаки – смысл термина не раскрыт, однако подробно описаны симптомы панических атак (2). При описании негативного воздействия на человека ложного чувства вины, в прямой речи эксперта – смысл термина не раскрыт (2). При описании полезности чтения для человека, в прямой речи эксперта – смысл термина не раскрыт (2). При описании причин апатии – смысл терминов не раскрыт (1). В прямой речи специалиста – смысл понятия раскрыт, описаны симптомы (1). При описании полезного воздействия общения с кошками – смысл термина не раскрыт (1). |
| Личностное расстройство | 6 |
При описании героев кинофильмов (афиша) – смысл термина не раскрыт (3). При перечислении итогов психиатрической экспертизы – смысл термина не раскрыт (2). При описании состояния школьницы – смысл термина не раскрыт (1). |
Становится очевидным, что только журналистское сообщество совместно с психологами и психиатрами может выработать критерии, которым должны отвечать материалы, освещающие:
1) массовые трагедии с большим числом жертв;
2) случаи суицидов;
3) преступления, связанные с психическими заболеваниями у ребенка и (или) родителей.
Такие критерии должны быть понятными, практическими и носить рекомендательный характер. Вместе с тем эти вопросы необходимо обсуждать, особенно обращая внимание на:
1) недопустимость статей, дающих рекомендации по совершению преступлений, – в этом случае безопасность общества стоит выше возможного читательского интереса;
2) недопустимость материалов, включая ток-шоу и иные программы, где участвуют люди с психическими заболеваниями;
3) UGC-контент, где выступают и (или) демонстрируются люди с психическими отклонениями – необходимо говорить о неэтичности такого контента для широкой аудитории.
Представляется, что настало время ответственно и четко выстроить общественный модуль допустимой и недопустимой информации о поведении юных убийц: не комментировать действия преступника, не брать у них интервью, не популяризовать их каким-либо другим способом. Это схоже с уже принятыми законодательными нормами по ограничению и недопустимости информации о террористических актах и террористах, убивавших людей на территории Российской Федерации. Такой же запрет должен быть распространен и на сферу детского терроризма. Следующие «бунтари», задумывающие акт террора, должны твердо усвоить, что он не откроет им дорогу к «славе», пусть и посмертной. И второй не менее важный мотив: фиксируя все этапы подготовки и совершения преступления, массмедиа создают общедоступную «инструкцию» того, как именно лучше, рациональнее и результативнее идти на смертельную охоту, и становятся соучастниками будущих преступлений.
Пункт о недопустимости таких высказываний СМИ необходимо внести во все этические кодексы российской журналистики и считать его обязательным для выполнения19. На этапе, когда обрисовался круг острых и общественно опасных детско-подростковых психических проявлений, СМИ будут вынуждены взять на себя в связи с этим новые обязательства: психолого-психиатрическое просвещение общества, распространение профессиональных экспертных знаний о детско-подростковой психике и тех проявлений в поведении ребенка или подростка, которые должны вызвать у окружающих тревогу, поскольку они сигнализируют о потенциально опасном поведении. На наш взгляд, словарь описаний поведения подростков нуждается в дополнении такими психолого-психиатрическими терминами, как «девиация», «психоз», «дисфория», «невроз», «неврастения», «личностное расстройство» и др.
СМИ необходимо мягко и терпеливо, подключая экспертов, ввести в оборот лексику, отражающую психиатрическую проблематику на всех стадиях развития опасных состояний. Как уже было отмечено, у СМИ уже есть позитивный опыт освещения реабилитации детей с ДЦП, аутизмом и синдромом Дауна: благодаря этому улучшилось отношение к детям с особенностями развития, вырос уровень понимания. Дети с генными особенностями стали восприниматься обществом без грубого отторжения, более гуманно и взвешенно. Теперь наступил следующий этап – перенести это внимание на подростков и молодых людей, у которых уже выявлены или еще не обнаружены поведенческие проблемы.
Очевидно, существуют факторы, делающие общество нечувствительным к угрозе возможной подростковой агрессии. В их числе – низкий уровень психологической и психиатрической грамотности людей и распространенный повсеместно психиатрический негативизм, своего рода страх перед словами «психиатрия», «психиатр», «психические болезни» и стигматизация самой сферы психиатрии и психиатрического подхода. Поэтому очевидно также, что доля экспертных и просветительских материалов должна расти.
Во-первых, важно донести до общества признаки поведения, которые должны вызывать у него настороженность и стать сигналом к спасению и самого подростка, и окружающих его людей. Термины, характеризующие тревожные особенности психолого-психиатрического состояния подростка, должны получить общественное хождение. СМИ нужно разъяснить читателям, что развивающаяся психиатрическая симптоматика всегда сопровождается вегетативным дискомфортом, дисбалансом соматической сферы, масштабными проявлениями психосоматики (плохое настроение вплоть до ненависти к окружающим, головная боль, состояния явного возбуждения или торможения). Важно разъяснить обществу, каковы черты психопата – человека, полностью сосредоточенного на себе, чувствительного к своим личным тонким переживаниям и максимально «закрытого» к чувствам и интересам людей, к окружающей его жизни. Психическое заболевание и есть в первую очередь нарушение в области сопереживания, эмпатии.
Во-вторых, именно в возрасте 13–15 лет (а также 18–20 лет) проявляется начало «большой психиатрии» – манифестации шизофрении, паранойи и других глубоких повреждений личности (личностных сломов). Манифестация представляет собой неадекватно резкий, сильный, разрушительный ответ психики на травмирующую стрессовую ситуацию, и ее проявления важно вовремя заметить. Так, наряду с «девиацией» – термином широкого действия, на наш взгляд, необходимо разъяснить и внести в общий оборот термин «дисфория». Когда подросток в ярости кричит, что идет убивать всех встречных, потому что его душит гнев и он всех ненавидит, – это очевидное проявление дисфории, то есть такого состояния, когда человек запредельно напряжен и раздражен, его не радует, а ранит все окружающее. Дисфория – тяжело переносимое, чреватое трагедией тотальное неприятие мира и себя в нем, перерастающее в депрессию или агрессию. Такое состояние воинственного неприятия мира, ненависти к нему должно немедленно насторожить всех, кто соприкасается с подростком. Оно требует участия и вмешательства вплоть до насильственной госпитализации.
Отметим, что каждый из известных нам случаев нападения оказывался внезапным лишь для безразличного и невнимательного наблюдателя. Подростки готовились к своей смертоносной атаке-феерии, и почти все предупредили о ней в социальных сетях. Почему же никто из окружающих не увидел в этой подготовке реальную опасность? Безусловно, здесь сыграли роль стереотипы восприятия и культуры, в частности представления о «помешанном», «умалишенном» как о человеке умственно отсталом (слабоумном), со спутанным сознанием и подавленной волей, действующим алогично и хаотично. На самом деле это картина конечной стадии шизофрении или паранойи, в то время как на начальной стадии этих заболеваний человек, напротив, максимально собран и целеустремлен, он хитер и изворотлив, отлично умеет маскировать свои цели, действует мотивированно и логично. Одно из определений, данных шизофрении, – «метафизическая интоксикация» (Дубницкий, 1977), когда человек переполнен идейными терзаниями, живет одной мыслью, кровно «сросся» с ней и готов пойти на все ради ее осуществления. Мононастрой характерен для всех стадий паранойи. Больной паранойей – образцово организованный, целеустремленный человек. Только реализуя свои цели, он может причинить вред и самому себе, и другим людям. Получается, чтобы предотвратить трагедии, окружающим подростков людям (родителям, учителям, одноклассникам) нужно разъяснять, что психические заболевания – не болезни ума, они не имеют ничего общего ни с задержкой в развитии, ни со слабоумием. Эти болезни иные – их проявления относятся не к сфере разума, а к областям морали, мировосприятия и смысла жизни20 (Исаев, 2001; Ковалев, 1979; Шац, 2019; Эйдемиллер (ред.), 2005).
Здесь встает новый вопрос: какие личные качества воспитывают сегодня у детей семья и школа? Как уже было отмечено, психически здорового от нездорового подростка отличает способность сопереживать, воспринимать боль и радость других, эмпатия21. Гуманитарная составляющая школьного образования культивирует психологическую восприимчивость, отзывчивость, способность сострадать. На этих постулатах основана вся российская классическая литература, стремящаяся развить человека эмоционально, сформировать способность к сопереживанию. Именно в этой этической и эмоциональной плоскости, на наш взгляд, кроется выход из переживаемого нами психологического кризиса, когда растет число и уровень психолого-психиатрических заболеваний. Нарушения, отклонения в нравственной сфере должны вызывать у окружающих чувство тревоги – так психиатрическая проблематика оказывается неразрывно связана с педагогической. Для родителей, педагогов, одноклассников, правоохранителей жизненно важно различать и разделять эпизоды, где ребенок действовал спонтанно, внезапно от тех, где он осуществлял заранее составленный конкретный план. Это принципиально разные сюжеты и принципиально разные психолого-психические явления.
Психологи констатируют: в мир ребенка все стремительнее проникают жестокие мотивы взрослой, конкурентной действительности. В учебных заведениях и в социальных медиа встречается буллинг. Как отмечает врач-психотерапевт А. Федорóвич, одним из триггеров, приводящих подростка к психическим сбоям, может быть и троллинг в детском коллективе. Однако СМИ, не делая различий в возрасте участников этого марафона жестокости, раздувают скандальные рейтинги на этих фактах.
Добавим, что помимо просвещения нужна качественная перестройка медиапространства, развитие «журналистики сострадания», способной не только отразить хаос и ужас в ярких захватывающих тонах, а построить альтернативную палитру проживания жизни, стать примером и образцом гуманности и сочувствия, понимания и эмпатии.
Культуролог Н.Г. Багдасарьян (2011: 4–5) видит пути выхода из современной болевой проблематики, связанной с ростом кризисных явлений в жизни общества и проистекающих из них форм агрессивного, террористического поведения людей, в решении более общей задачи – в смене стратегических координат мышления общества, в его глубокой гуманизации. Последняя в самом широком смысле представляется нам как сочувствующее внимание к человеку, понимание его личности и его личной реальности, бережное, щадящее отношение к нему, предоставление возможностей для саморазвития – весь комплекс подходов, которые можно обозначить как сохранение, взращивание и почитание человека. Для создания такого гуманного общества нужна журналистика понимания и соучастия.
Важнейший из аспектов гуманизации общества, о которой говорит культурологическая мысль как о главном рецепте его выживания и здоровья, – более пристальное внимание к миру детей, к той насыщенной проблемами, стрессами и травмами реальности детства, которая сегодня превращает маленьких граждан в психопатические, психотравмированные личности и ожидает взвешенного, доброжелательного и оберегающего стратегического подхода общества и его медийной сферы.
Одной из главных задач исследования стало обозначение основных принципов отображения темы психиатрии, основанных на концепциях функций современной журналистики (см. табл. 2).
| Основные цели деятельности(на основе функций СМИ) | Направленность коммуникативных стратегий | Текущий статус реализации функции |
|---|---|---|
| Оперативное информирование | Мониторинг событий, законодательных актов, управленческих решений, гражданских инициатив. | Реализуется в достаточной мере, однако часто акценты расставляются неверно (сообщаются детали личной жизни убийц, приводится подробное описание этапов подготовки и со-
вершения преступления). |
| Просвещение |
Форматы «вопрос эксперту», экспертные комментарии, советы, рекомендации. Создание образовательных порталов, словарей психиатрических терминов, описание наиболее опасных состояний. Научная популяризация; инструктирование учителей, врачей, родителей детей и подростков (форматы консультаций, памяток, советов, «горячих линий»). |
Не реализовано в отношении состояний, опасных для общества. Частично реализовано в отношении отдельных заболеваний, состояний, особенностей здоровья (синдром Дауна, аутизм, депрессия). |
| Социальная критика |
Мониторинг острых, проблемных, неоднозначных ситуаций; анализ причин; поиск путей решения. Организация дискуссионных площадок (пресс-конференций, форумов, онлайн-обсуждений). Обсуждение этических коллизий
|
Не реализовано в отношении состояний, опасных для общества. |
|
Ценностное ориентирование |
Дискуссии и полемика, форматы stories, советы экспертов, позитивный опыт самих детей и подростков. |
Не реализовано в отношении состояний, опасных для общества. Реализуется при описании отдельных заболеваний, состояний, особенностей здоровья (синдром Дауна, аутизм), не влияющих напрямую на безопасность общества. |
На наш взгляд, представленные коммуникационные стратегии наиболее отвечают потребностям общества, но далеко не в полном объеме реализуются средствами массовой информации.
Масштабы трагедий в учебных заведениях, к сожалению, растут. Готовых решений в настоящее время нет ни у специалистов, ни у государства, ни у общества. Авторы статьи предлагают внести проблему детского психического здоровья в число наиболее актуальных проблем журналистского сообщества, сделать ее предметом профессионального журналистского обсуждения, а самим СМИ стать не только одним из каналов коммуникации, но и профессиональным медиатором этой сферы, объеди-
няющим граждан и экспертные сообщества, системы образования и воспитания.
На пути к такой роли медиасообществу предстоит решить несколько задач: осознать психолого-психиатрические проблемы подростков как особую предметную область, нуждающуюся в осторожном и грамотном участии СМИ; уточнить и пересмотреть этические журналистские нормы и стандарты, касающиеся упоминания трагедий; целенаправленно начать просветительскую деятельность совместно с экспертным, родительским и педагогическим сообществами; сделать шаги к гуманизации медиапространства: сменить тональность, стиль, мотивации освещения подростковой жизни, провести тщательную работу по созданию и поддержанию гуманистических ценностей, плодотворного и милосердного образа мира в отечественных СМИ.
1 В статье приводятся не все случаи стрельбы в школах, их значительно больше, но не все они были масштабными и привели к трагическим последствиям (подр. об этом см.: Хронология случаев стрельбы в российских учебных заведениях / ТАСС. 2021. Окт., 18. Режим доступа: https://tass.ru/info/12452757 (дата обращения: 20.11.2021).
2 Федеральный закон «О внесении изменений в статью 15.1 Федерального закона “Об информации, информационных технологиях и о защите информации” и статью 5 Федерального закона “О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию”» от 18.12.2018 № 472-ФЗ. Режим доступа: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_313684/ (дата обращения: 19.11.2021).
3 На наш взгляд, этот факт не выходит за рамки темы «детская психиатрия». По данным, приведенным в некоторых СМИ, В. Росляков планировал террористические акты, еще учась в 9 классе школы. См.: Откуда взялся «керченский стрелок» // Комсомольская правда. 2019. Окт., 17. Режим доступа: https://www.crimea.kp.ru/daily/27040.4/4108494/ (дата обращения: 24.11.2021).
4 См., напр.: Плакучев Г. «Просто хотел заработать». Что известно о предотвращении теракта в Татарстане // Gazeta.ru. 2021. Ноябрь, 23. Режим доступа: https://www.gazeta.ru/social/2021/11/23/14235955.shtml (дата обращения: 29.11.2021); Рахматуллина А. ФСБ предотвратила нападение на школу в Казани. Подростка к расстрелу готовил житель Украины // KAZANFIRST. 2021. Ноябрь, 23. Режим доступа: https://kazanfirst.ru/articles/565343 (дата обращения: 29.11.2021).
5 См., напр.: Одинцов Е. Мечтал о массовом убийстве. В чем признался «подрывник» из Серпухова // Gazeta.ru. 2021. Дек., 14. Режим доступа: https://www.gazeta.ru/social/2021/12/14/14313649.shtml (дата обращения: 15.12.2021); Бывший воспитанник взорвал бомбу в Серпуховском монастыре в Подмосковье / Lenta.ru. 2021. Дек., 13. Режим доступа: https://lenta.ru/brief/2021/12/13/bomba/ (дата обращения: 15.12.2021).
6 Психотерапевт и психиатр А. Вебер: «Есть категории подростков социально опасные, в их числе такие симптомокомплексы, как:
Здесь могут помочь средства массовой информации: должна быть программа психиатрического и психологического просвещения в медиа».
Психиатр Д. Пометов: «Родителей должно настораживать “зависание” подростка в играх, это может быть начальным симптомом неправильного развития. Сигналом тревоги должно стать изменение поведения ребенка. Утрата способности сопереживать, клиповая поверхностность эмоций, суетливость, неспособность предвидеть последствия своих поступков. Ребенок перестает слышать окружающих, в первую очередь близких. Транслирует вовлеченность в болезненные фантазии, которые порождены игровыми сюжетами. Также возникает предупреждение о надвигающейся опасности в реагировании подростка на ситуации буллинга: жертве нужно защищаться, набирать силы для самообороны, идти в спортзал, накачивать мышцы, а если ребенок вместо этого уходит в себя, закрывается – это тревожный сигнал. В каждой из трагедий мы видим лишь часть айсберга, верхушку. Она требует более объемного анализа, в частности – контактов подростка, того, кто и как на него влиял и вел его к идее убивать. Родителям стоит смотреть фильмы вместе с детьми, разъяснять скрытые смыслы, заложенные авторами в сюжет. Яркая агрессивная форма, прямые посылы могут сформировать притягательность негативного образа героя фильма. Сильный злодей может стать крайне привлекательным без объяснения причин его поведения. Опять же надо соблюдать возрастной ценз просмотра. Рано или поздно детство заканчивается тяжелым испытанием, сродни пыткам – ЕГЭ. Происходит своеобразная инициация молодой личности во взрослого стандартного гражданина. Готовить к нему надо не только в информационном плане, но и психологически. Страх неудачи опаснее самого провала на экзамене. Необходима система скрининга психических расстройств у детей: либо в форме собеседований не менее двух раз в выпускных классах, либо комплексного тестирования».
Врач-психотерапевт А. Федорóвич: «Компьютерные игры могут стать триггером, если ребенок уже внутренне готов, чтобы граница между реальностью и виртуальностью стерлась. Нельзя считать, что здоровый ребенок может стать убийцей из-за игры. Но если уже есть нездоровое восприятие действительности, которое сопровождается длительной бессонницей и утратой социальных механизмов, тогда игра сможет стать тем самым триггером, толчком к жестокости».
7 Сухарева Г.Е. Лекции по психиатрии детского возраста. Режим доступа: http://www.psychiatry.ru/lib/1/book/52 (дата обращения: 13.12.2021).
8 В СМИ были попытки объяснить трагедии психологическими причинами, однако их трудно назвать профессиональными. Псевдонаучный стиль изложения (как правило, без ссылок на экспертов), излишняя эмоциональность, но при этом поверхностность и желание упростить ситуацию стали характерными чертами подобных материалов. См., напр.: Михайлова Е. «Ивантеевский стрелок»: кровавая цена психологический безграмотности. Режим доступа: http://svpjournal.ru/proisshestviya/ivanteevskiy-strelok-krovavaya-tsena-psihologicheskoy-bezgramotnosti/ (дата обращения: 12.11.2021); Кузнецова О. «Ивантеевский стрелок»: почему его заметили слишком поздно. Режим доступа: https://sobesednik.ru/obshchestvo/-ivanteevskij-strelok-pochemu-ego-zametili-slishkom-pozdno (дата обращения: 12.11.2021); Школьника травили три года. И вот он взял винтовку и топор… Режим доступа: https://rupres.su/education/shkolnika-travili-tri-goda-i-vot-on-vzyal-vintovku-i-topor-ivanteevka-foto-video (дата обращения: 12.11.2021).
9 См., напр.: Кравцова И. Меня нельзя было остановить. Почему массовые расстрелы стали новым стихийным бедствием. Режим доступа: https://meduza.io/feature/2021/09/23/menya-nelzya-bylo-ostanovit (дата обращения: 22.11.2021); Николаева Л. Школы выживания: Казань, Керчь, Пермь, Подмосковье. Что происходит? // Свободная пресса. 2021. Май, 11. Режим доступа: https://svpressa.ru/society/article/298122/ (дата обращения: 22.11.2021); Иванов Б. Как не допустить появление новых «казанских» и «керченских стрелков» // Аргументы недели. 2021. Май, 28. Режим доступа: https://argumenti.ru/opinion/2021/05/723973 (дата обращения: 22.11.2021).
10 См., напр.: Овчинникова А. Пермский врач-психотерапевт об учениках с оружием: «Они делают больно там, где было больно им самим». Александр Вайнер проанализировал психику людей, устроивших массовые расстрелы в школах, техникумах и вузах // Комсомольская правда. 2021. Сент., 27. Режим доступа: https://www.perm.kp.ru/daily/28335/4480846/ (дата обращения: 27.11.2021); «Эти пациенты опасны». Психиатр – о том, как устроено принудительное лечение преступников в России // Lenta.ru. 2021. Окт., 15. Режим доступа: https://lenta.ru/articles/2021/10/15/doctor/ (дата обращения: 27.10.2021); Мартынова А. Михаил Виноградов о керченском стрелке: «Он хотел стрелять в упор и видеть ужас в глазах» // Комсомольская правда. 2018. Окт., 17. Режим доступа: https://www.kp.ru/daily/26896.4/3940562/ (дата обращения: 11.10.2021); Цикулина С. Эксперт оценил психическое состояние «керченского стрелка»: однозначно нездоров // МК.ru. 2018. Окт., 17. Режим доступа: https://www.mk.ru/social/2018/10/17/ekspert-ocenil-psikhicheskoe-sostoyanie-kerchenskogo-strelka-odnoznachno-nezdorov.html (дата обращения: 12.11.2021); Котляр П. Ревность, бред, буллинг: что даст экспертиза стрелка из Керчи. Психиатр рассказал, что может показать экспертиза Рослякова // Gazeta.ru. 2018. Окт., 18. Режим доступа: https://www.gazeta.ru/science/2018/10/18_a_12026059.shtml (дата обращения: 12.11.2021).
11 См., напр.: Откуда взялся «керченский стрелок» // Комсомольская правда. 2019. Окт., 17. Режим доступа: https://www.crimea.kp.ru/daily/27040.4/4108494/ (дата обращения: 24.11.2021); Береснев В., Колебакина-Усманова Е., Гавриленко А.
«У кого-то ногу разорвало, у кого-то – голову»: откуда взялся “керченский стрелок – химик”». Режим доступа: https://www.business-gazeta.ru/article/399407 (дата обращения: 14.11.2021).
12 См., напр.: Боброва И., Сперанский Л. Дневники убийцы: записки «керченского стрелка» объяснили мотивы нападения // МК.ru. 2018. Ноябрь, 15. Режим доступа: https://www.mk.ru/social/2018/11/15/dnevniki-ubiycy-zapiski-kerchenskogo-strelka-obyasnili-motivy-napadeniya.html (дата обращения: 24.11.2021); Степовой Б., Крецул Р., Красногородская А., Рыкова А. и др. Последняя перемена: все подробности нападения на колледж в Крыму // Известия. 2018. Окт., 17. Режим доступа: https://iz.ru/801709/bogdan-stepovoi-roman-kretcul-aleksandra-krasnogorodskaia-aleksandra-rykova-alisa-stoliarova/posledniaia-peremena-vse-podrobnosti-napadeniia (дата обращения: 24.11.2021); Кравцова И. Откуда нам знать, что у него в голове. Режим доступа: https://meduza.io/feature/2018/10/18/otkuda-nam-znat-chto-u-nego-v-golove (дата обращения: 09.10.2021).
13 Кравцова И. Меня нельзя было остановить. Почему массовые расстрелы стали новым стихийным бедствием. Режим доступа: https://meduza.io/feature/2021/09/23/menya-nelzya-bylo-ostanovit (дата обращения: 22.11.2021).
14 Овчинникова А. Пермский врач-психотерапевт об учениках с оружием: «Они делают больно там, где было больно им самим». Александр Вайнер проанализировал психику людей, устроивших массовые расстрелы в школах, техникумах и вузах // Комсомольская правда. 2021. Сент., 27. Режим доступа: https://www.perm.kp.ru/daily/28335/4480846/ (дата обращения: 27.11.2021).
15 См., например: Эксперты объяснили причину выбора ружья стрелками из Казани и Керчи // РБК. 2021. Май, 11. Режим доступа: https://www.rbc.ru/rbcfreenews/609aa37c9a7947440acbaff7 (дата обращения: 12.11.2021).
16 См., напр.: Германия: психическое здоровье детей во время пандемии // МК.ru. 2021. Ноябрь, 1. Режим доступа: https://www.mknews.de/social/2021/11/01/germaniya-psikhicheskoe-zdorove-detey-vo-vremya-pandemii.html?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2Fnews%2Fsearch%3Ftext%3D (дата обращения: 12.11.2021); Габбасова А. Психическое здоровье влияет на риск заражения COVID-19 // UfaTime.ru. 2021. Ноябрь, 3. Режим доступа: https://ufatime.ru/news/2021/11/03/psihicheskoe-zdorove-vliyaet-na-risk-zarazheniya-covid-19/?utm_source=yxnews&utm_medium=desktop&utm_referrer=https%3A%2F%2Fyandex.ru%2Fnews%2Fstory%2FPsikhicheskoe_zdorove_vliyaet_narisk_zarazheniya_COVID-19--63cc8fa74e300ab617f112b8fbb7a3ec (дата обращения: 12.11.2021).
17 См., напр.: Число психических расстройств резко растет: ученые назвали причины / РИА Новости. 2019. Сент., 10. Режим доступа: https://ria.ru/20190910/1558500538.html (дата обращения: 14.11.2021); Чернышов П. Повод для паники. Люди стыдятся расстройств психики. Из-за этого мир теряет триллионы // Lenta.ru. 2019. Май, 1. Режим доступа: https://lenta.ru/articles/2019/05/01/problemdevelopment/ (дата обращения: 14.11.2021); Гранина Н. «Каждый третий россиянин – псих». Как и отчего в России сходят с ума // Lenta.ru. 2019. Март, 19. Режим доступа: https://lenta.ru/articles/2019/03/19/psih/ (дата обращения: 14.11.2021).
18 10 полезных навыков от врача-психотерапевта // Лениногорские вести. 2022. Март, 15. Режим доступа: http://leninogorsk-rt.ru/news/novostnaya-lenta/10-poleznykh-navykov-ot-vracha-psikhoterapevta-kak-spravitbsya-s-nevrozom-samostoyatelbno (дата обращения: 20.03.2022).
19 В настоящее время рекомендации такого рода сформулированы, например, на сайте Общественной коллегии по жалобам на прессу (cм.: Рекомендации по освещению в СМИ массовых стрельб. Режим доступа: https://presscouncil.ru/novosti/novosti-iz-mira-mediaetiki/6354-rekomendatsii-po-osveshcheniyu-massovykh-strelb-v-smi), однако они имеют краткий и дидактический характер, что актуально в основном для новостных материалов, но не дает представления обо всех возможностях журналиста; мы считаем, что это должно стать итогом обсуждения проблемы всем журналистским сообществом.
20 Сухарева Г.Е. Указ соч.
21 Эй А. Шизофрения / предисл. Ж. Гаррабэ. Режим доступа: http://www.psychiatry.ru/lib/1/book/18/chapter/1 (дата обращения: 24.02.2022).
Багдасарьян Н.Г. Глобальное пространство культуры: разрывы современности в тенденциях и парадоксах // Культурологический журнал. 2011. № 3 (5). Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/globalnoe-prostranstvo-kultury-razryvy-sovremennosti-v-tendentsiyah-i-paradoksah
Бурдьё П. О телевидении и журналистике. М.: Прагматика культуры, 2002.
Демина И.Н., Шкондин М.В. Журналистика как фактор публичности: системные аспекты // Вопросы теории и практики журналистики. 2017. Т. 6. № 1. С. 14–29.
Детская психиатрия / под ред. Э.Г. Эйдемиллера. СПб.: Питер, 2005.
Дубницкий Л.Б. Особые сверхценные образования типа «метафизической интоксикации» при юношеской шизофрении: вопросы клиники, дифференциального диагноза и прогноза: автореф. дис. … канд. мед. наук. М., 1977.
Здравоохранение в России 2017. Статистический сборник / под ред. Г.К. Оксенойта и др. М.: Росстат, 2017.
Исаев Д.Н. Психопатология детского возраста. СПб.: СпецЛит, 2001.
Кажберова В.В. (а) Общественное здоровье в информационной повестке российских СМИ // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2019. № 2. С. 154–172.
Кажберова В.В. (б) Общественное здоровье в редакционных программах российских СМИ: итоги эксперимента // Вопросы теории и практики журналистики. 2019. Т. 8. № 4. С. 704–718.
Князева М.Л. (а) Медицина: российские СМИ о здоровье человека и общества // Журналистика для здоровья нации. Человеческий потенциал в российском медиадискурсе: сб. ст. / под ред. Т.И. Фроловой. М.: Фак. журн. МГУ, 2018. С. 32–44.
Князева М.Л. (б) Проблемы психических заболеваний и психиатрии в повестке дня современных СМИ России // Психическое здоровье человека и общества. Актуальные междисциплинарные проблемы: сб. мат. науч.-практ. конф. / под ред. Г.П. Костюка. М.: КДУ, 2018. С. 603–610.
Князева М.Л. Вопросы состояния здоровья и здравоохранения и современные СМИ России // Идеи и новации. 2016. Т. 1. № 4. С. 60–86.
Князева М.Л. Пресса и суицид: опасности острой темы // Психическое здоровье: социальные, клинико-организационные и научные аспекты: сб. мат. науч.-практ. конф. / под ред. Г.П. Костюка. М.: КДУ, 2017. С. 482–491.
Ковалев В.В. Психиатрия детского возраста. М.: Медицина, 1979.
Корконосенко С.Г. Основы теории журналистики. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1995.
МакКуэйл Д. Журналистика и общество. М.: МедиаМир, 2013.
Науменко Т.В. Социология массовой коммуникации. СПб.: Питер, 2005.
Парсонс Т. О социальных системах. М.: Акад. проект, 2002.
Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики. М.: Аспект Пресс, 2011.
Федотова Л.Н. Социология массовой коммуникации. М.: ИД Междунар. ун-та в Москве, 2009.
Фомичева И.Д. Социология СМИ. М.: Аспект Пресс, 2012.
Шац И.К. Психозы у детей. М.: Юрайт, 2019.
Шестакова Л.А. Средства массовой информации в системе общества. Н. Новгород: НГАСУ, 2000.
Шкондин М.В. Система средств массовой информации как фактор общественного диалога. М.: Пульс, 2002.
Lasswell H.D. (1948) The Structure and Function of Communication in Society. New York: Harper and Brothers.
Дата поступления в редакцию: 11.04.2022
Дата публикации: 21.06.2022
