Архив



«Узнавать все, до человечества относящееся…» (неопубликованная книга В.Ф. Одоевского «Житейский быт»)



Владимир Греков

Ссылка для цитирования: Греков В.Н. «Узнавать все, до человечества относящееся…» (неопубликованная книга В.Ф. Одоевского «Житейский быт») // Меди@льманах. 2022. № 3. С. 146–151. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2022.146151

DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2022.146151
EDN: YTHBJP

© Греков Владимир Николаевич
доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики Российского православного университета святого Иоанна Богослова (г. Москва, Россия), grekov-@mail.ru



Ключевые слова: Одоевский, философия, «Житейский быт», универсальность, Общество любомудрия.

В статье представлен анализ неопубликованной рукописи В.Ф. Одоевского «Житейский быт». В научный оборот вводится новое философско-публицистическое произведение известного русского писателя, особое внимание уделено его жанровому своеобразию. В.Ф. Одоевский создает образец универсального философского диалога, труд, поднимающий общемировые проблемы, в котором объединяются взаимодополняющие и взаимосвязанные «культурные феномены» – журналистики, литературы, политики, искусства, социальных отношений.

 

В рукописном отделе Российской национальной библиотеки хранится неопуб­ликованная философско-публицистическая книга В.Ф. Одоевского «Житейский быт». Она представляет собой листы разного цвета и разных размеров, автографы и копии, переписанные разными людьми. Издание состоит из нескольких разделов (самим автором их намечено шесть), в которых философская мысль после первоначального контакта с повседневностью (в «светской жизни») переходит к решению сущностных вопросов о предназначении человека, о Божественной правде, о земных обманах и обольщениях, народе и народности. На листах авторская правка, пометы редактора, а также П.Н. Сакулина, изучавшего рукопись и, вероятно, собиравшегося ее опубликовать. Ни авторская, ни редакторская работа не доведена до конца. Некоторые фрагменты публиковались как отдельные тексты Одоевского, поскольку публикаторы не выявили связь с «Житейским бытом»; кроме того, материалы к книге встречаются и в других переплетах.

Произведение известного русского писателя представляется автору статьи чрезвычайно глубоким исследованием, отразившим процесс поиска универсального начала мира, абсолюта. По материалам из фондов РНБ им была подготовлена к печати книга «Одоевский В.Ф. Житейский быт. Неизданное. Несобранное. Забытое», в которой вниманию читателя предлагаются наиболее значимые фрагменты рукописи.

 

В.Ф. Одоевский: писатель-энциклопедист

Многообразие интересов, научных занятий и публикаций В.Ф. Одоевского (1804–1869), посвященных самым разным проблемам – от физики, астрономии и химии до истории, эстетики, музыки, дали право и его друзьям, и исследователям говорить не только об универсализме, но и об энциклопедизме писателя1. В самом деле: он проявил себя и как философ, и как писатель, и как музыкант-теоретик, он конструи­ровал новые музыкальные инструменты и сочинял органные композиции. Он писал о телеграфе и уже в конце жизни изучал стенографию. Одоевский называл своим идеалом М.В. Ломоносова, восхищался его «славянским всеобъемлющим духом, которому, может быть, суждено внести гармонию, потерявшуюся в западном ученом мире» (Грот, 1896: 775).

В.Ф. Одоевского особенно увлекала философия. Три года (1823–1826) он возглавлял в Москве Общество любомудрия, которое распустил после восстания декабристов. Философия занимает и героев его художественных произведений. Не обращаясь к «науке наук», мы не поймем ни публицистику, ни критику Одоевского.

Между тем сам писатель называл свой энциклопедизм «мнимым» (Одоевский, 1975: 188). Такое впечатление, считал он, создавалось вследствие раздробленности нашего знания: «В обширном каталоге наук <…> нет ни одной, которая бы давала нам определительное понятие о цельности предмета» (Одоевский, 1975: 188). Пожалуй, именно исследование души позволяло В.Ф. Одоевскому сохранить желаемую цельность. Поэтому так значительно для него учение Ф.В.Й. Шеллинга, подобно Америке Х. Колумба, «открывшего для человека неизвестную часть его мира <…> его душу» (Одоевский, 1975: 15). Стремление Одоевского к целостному познанию – закономерное следствие увлечения романтической
эстетикой2.

Вполне в русле идей Шеллинга (1987) была и попытка выявить общие связи в трудах древнегреческих философов, предпринятая им в статье «Секта идеалистико-элеатическая», напечатанной еще в альманахе «Мнемозина» (1824). Обращаясь к истории, писатель искал объяснения ее закономерностей, истоки возникновения идей, «причины, отчего вдруг та или иная мысль делается общею, господствующею; может быть, это происходит не столько от неясности исторических фактов, сколько от нашего незнания связи между общечеловеческими идеями» (цит. по: Сакулин, 1913: 328).

В 1859 г. Одоевский работает над книгой «Житейский быт», в которой собирается передать два взгляда на человека – как на личность и как на члена общества. Это собрание статей, заметок, эссе о разных сторонах быта, понимаемого не как повседневность, а как бытие или даже житие. Интересно, что один из вариантов названия, определявший работу Одоевского на раннем этапе, – «Земная жизнь». Такое название несло в себе намек на вторую часть жизни – небесную. Автор обращался в предисловии к читателю: «Здесь опыт привнесения опытной, или наблюдательной, методы <…> к тому естественному, многосложному процессу, который вообще называется Житейским Бытом, – домашний журнал, писанный для друга и брата, вступающего в свет…»3. Понятие «Житейский быт» само становится всеобъемлющим символом, хотя вроде бы и не претендует на это. Вместе с тем книга чем-то похожа на энциклопедию. Слово «быт» понимается Одоевским предельно широко, становясь синонимом слова «Жизнь».

Современная филология не отделяет публицистику от литературы, представляя ее как взаимосвязанную структуру, хотя во многом самостоятельную. Французский исследователь П. Бурдьё (2002), например, говорит о существовании определенных полей, объединяющих взаимодополняющие и взаимосвязанные «культурные феномены» – журналистики, литературы, политики, искусства, социальных отношений. Социолог объединяет их понятием «культурное производство». Его интересует взаимодействие «агентов», т.е. действующих сил и интересов, сталкивающихся в реальной жизни. В рамках данной концепции существенно, что с журналис­том, обладающим собственной позицией
«в журналистском поле», говорит не просто историк, но и «историк, занимающий определенную позицию в поле социальных наук». Их диалог порождает взаимодействие поля социальных наук со сферой журналистики. Само это взаимодействие обезличено, хотя и сохраняет форму диалога. Несмотря на то что автор концентрирует свое внимание на «интересах», элементах, привносящих и объективное, и субъективное в такой диалог, из рассмотрения устраняется сам автор как личность. Тем самым спор или диалог двух сфер социальных отношений обезличивается. Разбирая позиции, идеи, но устраняя автора как личность, Бурдьё недостаточно внимания уделяет собственно тексту, в котором проявляется не только идея, но и облик ее носителя.

Современные исследователи отмечают тяготение философии к образному мышлению и выражению и считают возможным сближение философии не только с литературой, но и с литературоведением. Так, А.И. Алексеев (2011: 34) прямо утверждает, что «философия содержит в себе аналоги и литературы, и литературоведения одновременно». Причем сопоставление с литературоведением позволяет философии расширить свои границы и раскрыть «в собственном существовании важные измерения и формы». Речь идет, таким образом, о своеобразной коммуникации – о движении сознаний автора и читателя навстречу друг к другу, к пониманию4.

Человек Одоевского ищет соответствия между чувствами и стихией. Он понимает связь чувства и стихии только интуитивно. Но стоит ее осознать – и герой оказывается в положении Импровизатора, воспринимает свои способности как проклятие. Он все видит, все знает, все понимает, но уже не может творить. В архиве Одоевского сохранилась запись: «Один из новейших мыс­лителей сказал: “…душа хочет знать – хочет вкусить плода знаний, если даже в этом плоде отрава”. Мысль справедлива лишь вполовину; истина не отравляет. Сведите на факты: какое истинное знание было отравой для человечества <…> Задача лишь в том, чтобы истина перешла в знание, а знание было бы неразрывно с Истиной. Все остальное – скоропроходящая мечта, ребячья погремушка»5.

 

От романтического универсализма к философскому универсализму

Определить жанр книги «Житейский быт», прибегая к современной терминологии, невозможно. Для философской пуб­лицистики вообще характерен элемент неожиданности, откровения не только для читателя, но и для самого автора. В процессе коммуникации, передачи читателю собственного знания публицист обязательно получает некое добавочное знание, появившееся в ходе подготовки публицистического текста. Это знание и вызывает «перекодировку», перемену первоначального сообщения и смену адресата, формального объекта коммуникации. Перед нами, если воспользоваться наблюдениями Ю.М. Лотмана, коммуникация типа «Я – Я», а не «Я – Он» (1992). Однако, как показывает Лотман, автокоммуникация свойственна не одной публицистике, но в целом и литературе. Это позволяет считать ее универсальной филологической категорией и оправдывает филологическое исследование публицистических текстов как более широкое, нежели собственно журналистское. В момент перекодировки, как мы думаем, возникают дополнительные смыслы, создается возможность для анализа, рассуждения, обобщения и даже символизации передаваемой информации. Ближе всего «Житейский быт» связан с жанрами афоризма и эссе. По мнению Л.Г. Кайды (2012), именно феномен личностного, «эссеистического» «Я» придает тексту (и литературному, и публицистическому) философский характер.

Коммуникативные особенности пуб­лицистики включают в себя характер и тип коммуникации, коммуникативного пространства, развитие и результаты коммуникативного кризиса и кризисной коммуникации. Под коммуникацией, в особенности же массовой, мы понимаем двусторонний процесс: передачу связного и осмысленного сообщения (а не только нейтральной, безоценочной информации) и ответную реакцию на него (причем реакция может быть и бессознательной).

Призвание души – вечно искать и открывать себя в бесконечном мире. Одоевский открывает красоту в познании. Душа философа чувствует движение и мировой души. Его сочинения – отклик на него, попытка согласовать «дух времени» и «время души». А.И. Кошелев, близкий друг Одоевского, в воспоминаниях отметил «отличительное свойство» князя. По его мнению, «он прежде и более всего был человек, брат всякого человека. Узнавать все до человечества относящееся и могущее быть для него пригодным; действовать на пользу своих собратий и помогать ближнему и советом, и делом, и своими небольшими достатками – было делом всей его жизни» (Кошелев, 1869: 13).

Действительно, именно жизнь во всем многообразии ее форм, чувств, и мыслей, поступков и событий становится предметом авторского изучения. Каждая тема обозначена отдельно и рассматривается в своем тематическом разделе, как это и предположено в плане. Раскрывается тема скорее тезисно, в виде афористических и в то же время очень точных и глубоких максим. Это сближает «Житейский быт» с более ранними трактатами Одоевского: «Опыт теории», «Сущее или существующее», «Гномы XIX столетия», «Парадоксы» и т.п.

М.И. Медовой считает, что работа над «Житейским бытом» началась под влиянием встреч и разногласий с Хомяковым, в особенности после публикации статьи Хомякова «Разговор в Подмосковной». В статье, как предположил Медовой, под именем Николая Ивановича Запутнева выведен В.Ф. Одоевский, человек добрый, умный, но, по мнению Хомякова, «безродный» (т.е. ненародный, не «русский»)6. Действительно, «Житейский быт» сохранил следы споров Одоевского со славянофилами, попытку ввести концепцию национальной самобытности в контекст общечеловеческих исторических, научных и культурных проблем (см.: Медовой, 1998: 11). Вот одна интересная запись Одоевского, приведенная исследователем: «Не признавать бытовых явлений с Хомяковым – значит отрицать, что в бытовом явлении есть закон, который стоит над всеми и потому уважаем, – записывает он в начале января 1857 г. в памятную книжку. – Не уважать бытовых явлений – значит ставить свою фантазию на место закона» (цит. по: Медовой, 1998: 16–17). Однако кроме несомненно важных и значимых размышлений князя о проблемах народности и самобытности есть давнее, задуманное еще в период «Русских ночей» желание создать образец универсального философского диалога, поднимающего общемировые проблемы, которые не всегда имеют готовое решение.

Романтический универсализм Одоевского периода «Русских ночей» постепенно превращался в универсализм философский (см.: Манн, 1998: 197–199). «Житейский быт» как раз и показывает результат такого расширения. Сам автор называет свои заметки журналом: «Всякий добросовестный естествоиспытатель, избрав предмет для изучения, ведет журнал своим опытам и наблюдениям». Таковы и заметки в «Житейском быте». Казалось бы, это всего лишь советы, обучающие и воспитательные беседы, «домашний журнал наблюдателя, писанный для друга и брата, вступающего в свет, но не книга». Фраза Одоевского осталась недописанной, мы не знаем, какую именно книгу (или род книг) имел он в виду. Скорее всего, он не собирался написать ex officio, т.е. книга неофициальная, доверительная. И тогда это не просто учебное пособие, а своего рода дневник, исповедь старшего, передающего молодому поколению даже не опыт, а мысли, суждения, наблюдения.

 

Примечания

1 См., напр.: Денисенко С.В. (2018); П.А. Плетнев называл В.Ф. Одоевского «самым многосторонним и самым разнообразным писателем в России» (Плетнев, 1885: 461–462).

2 Ср.: Шеллинг Ф.В.Й. (1987: 181) в работе «О мировой душе» представлял мир как целостный организм, объясняемый только при условии «общей непрерывности в действии всех естественных причин и общей среды».

3 ОР РНБ. Ф. 539. Оп. 1. Пер. 89. Л. 28–29.

4 Дзялошинский И.М. Гражданские коммуникации // Иосиф Дзялошинский и его команда. Гражданские коммуникации. Режим доступа: http://www.dzyalosh.ru/

5 ОР РНБ. Пер. 24. Л. 96 (об.).

6 А.М. Пентковский считает, что под именем Запутина Хомяков изобразил И.С. Аксакова (Пентковский, 2011: 213–219).

 

Библиография

Алексеев А.И. Образная ткань философских произведений (К вопросу о сопоставлении философии и литературы) // Вопросы философии. 2011. № 11. Режим доступа: http://vphil.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=419&Itemid=52

Бурдьё П. Поле политики, поле социальных наук, поле журналистики // Бурдьё П. О телевидении и журналистике / пер. с фр. Т.А. Анисимова, Ю.В. Маркова, Н.А. Шматко. М.: Ин-т экспериментальной социологии, 2002.

Грот Я.К. Переписка с П.А. Плетневым: в 3 т. Т. 3. СПб.: Тип. М-ва пут. сообщ., 1896.

Денисенко С.В. Предисловие // Никодимова А. «Сельское чтение» Владимира Одоевского. Тверь: Изд-во М.Ю. Батасовой, 2018. С. 7–8.

Лотман Ю.М. О двух моделях коммуникации в системе культуры // Лотман Ю.М. Избр. ст.: в 3 т. Т. 1. Таллинн: Александра, 1992..

Кайда Л.Г. Эссеистическое «Я» в русской литературе и журналистике // Русская литература и журналистика в движении времени: ежегодник М.: Фак. журн. МГУ, 2012. С. 207–216.

Кошелев А.И. Вступительное слово // В память о князе В.Ф. Одоевском. Заседание общества любителей русской словесности 13 апреля 1869 г. СПб.: Тип. «Русского», 1869. С. 1–10.

Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М.: МАЛП, 1998.

Медовой М.И. «Меморандум» В.Ф. Одоевского // Хомяковский сборник. Вып. 1. Томск: Изд-во «Водолей», 1998. С. 1–10.

Одоевский В.Ф. Русские ночи / изд., подгот. Б.Ф. Егоров, Е.А. Маймин, М.И. Медовой [Сер.: Лит. памятники]. Л.: Наука, 1975.

Пентковский А.М. Разговоры в Подмосковных: Абрамцево и Савинское // Русская беседа. История славянофильского журнала. Исследования. Материалы. Постатейная роспись / под ред. Б.Ф. Егорова, А.М. Пентковского, О.Л. Фетисенко. СПб.: Пушкинский Дом, 2011. С. 204–235.

Плетнев П.А. Сочинения и переписка: в 3 т. Т. 2. СПб.: Тип. Имп. Акад. наук, 1885.

Сакулин П.Н. Из истории русского идеализма. Князь В.Ф. Одоевский. Мыслитель. Писатель.Т. 1. М.: [б. и.], 1913.

Шеллинг Ф.В.Й. О мировой душе: соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1987.

Дата поступления в редакцию: 20.05.2022
Дата публикации: 21.06.2022