Ссылка для цитирования: Вартанова Е.Л. Медиасистема в контексте общественных процессов: переосмысление теоретической конструкции // Меди@льманах. 2023. № 2 (115). С. 8−19. DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2023.819
УДК 316.4+001.895+004.77:070
DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2023.819
EDN: DTZVDH
© Вартанова Елена Леонидовна
академик РАО, профессор, доктор филологических наук, декан факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, заведующая кафедрой теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), eva@smi.msu.ru
Темпы изменения современного мира настолько значительны, что исследователи с трудом успевают выделять ключевые детерминанты, оказывающие влияние на его функционирование и максимально точно его характеризующие. В результате новых процессов, в первую очередь деглобализации, отчетливо проявившихся в период пандемии коронавируса COVID-19 и сохранившихся после официального заявления ВОЗ о ее окончания, мир, несомненно, выглядит иначе, нежели прежде.
В стремлении объяснить происходившие на рубеже XX–XXI веков изменения исследователи предлагали такие актуальные сегодня теоретические концепции, как информационное общество (Masuda, 1990), сетевое общество и цифровизация (Кастельс, 2000), неопределенность и текучесть общественной жизни (Deuze, 2012; Bauman, 2005), постдемократия и посткапитализм (Крауч, 2012; Мейсон, 2015).
Наряду с переосмыслением процессов общественного развития и факторов, на них влияющих, в академическом сообществе внимание уделяется усложнению и гибридизации прежде совершенно различных тенденций и явлений, объединяющих материальное и нематериальное, реальное и виртуальное, социальное и индивидуальное (Bourdieu, 2001; Вартанова, Гладкова, 2020). Продолжающиеся процессы расслоения людей и стран приводят к тому, что социальные неравенства проявляются все заметнее (Пикетти, 2016). В дополнение к традиционным формам неравенства возникают и новые, интегрированные сегодня в концепцию «цифрового неравенства», которая одновременно учитывает финансовое, технологическое, возрастное, поколенческое и другие виды социального неравенства, приводящие к когнитивному, эпистемологическому неравенству (Vartanova, Gladkova, 2022).
Словом, «черные лебеди» (Taleb, 2007) – широко распространенная метафора, предлагающая смотреть на будущее как на результат трудно прогнозируемых событий, неожиданно и радикально меняющих привычный ход развития, кажется вполне адекватной времени при анализе социального развития, состояния информационной среды и медиасистемы.
Глобальная неопределенность общественных процессов усиливается не в последней мере под воздействием бурного и разновекторного развития информационной среды и пространства медиакоммуникаций, которые опосредуют деятельность этой среды. Возросшее на жизнь общества и каждого его члена влияние медиа, понимаемых и как технологии передачи разных видов содержания, и как среда взаимодействия коммуникантов (авторов, коммуникаторов и аудитории), интегрирующих социальные пространства, привело к формированию теоретических концепций, его же анализирующих. Здесь исследователи часто разделяют технооптимистические и технопессимистические концепции, отличающиеся не только взглядами на последствия воздействий медиа на общественную и личную жизнь, но и анализирующие структуру и процессы социальной коммуникации с разных позиций (MqQuail, 2010; Срничек, 2020).
Медиатизация, понимаемая как метапроцесс современности, а также вызванный ею альтернативный процесс демедиатизации, представляющий попытку воспрепятствовать проникновению логики медиа во все аспекты общественной жизни (Couldry, Hepp, 2017; Гуреева, 2018); фрагментация Интернета, противостоящая процессу массовой коммуникации и загоняющая пользователей в изолированные «информационные пузыри» и «эхо-камеры» (Кин, 2020); усиление конфликтогенности медийно опосредованного дискурса социальной коммуникации (Лабуш, Пую, 2019; Ашманов, Касперская, 2022); растущая зависимость «человека медийного» от виртуальных социальных пространств (Вартанова, 2015), – множество проявлений актуальных тенденций снижают устойчивость, стабильность общественных процессов и повышают агрессивность медиакоммуникационной среды, которая сегодня все больше становится, согласно Ю. Хабермасу, «общественной сферой» и социальным пространством публичных дискуссий. Как следствие, современный человек все больше замыкается в своих индивидуальных и комфортных для него экосистемах, оказываясь не просто на разломах различных культур медиапотребления (Dunas, Vartanov, 2020), повесток дня и содержащих их фреймов (Дунас, Салихова, Толоконникова, Бабына, 2022), но и в центре разрывов социальной коммуникации, поляризации идеологий, коллективной исторической памяти (Романова, Федорова, 2021).
Актуальные процессы, характеризующие общество в целом, все чаще определяются процессами, изначально зародившимися в медиаиндустрии и в новом масштабе проявляющимися в ходе становления медиакоммуникационной индустрии (Вартанов, 2023). Так, алгоритмические технологии, рекомендательные системы, инструменты расширенной реальности, будучи неотъемлемыми чертами медиакоммуникационной индустрии, формируют сегодня самостоятельные социокультурные среды, оказывающие влияние на повседневную жизнь людей. В результате процесса цифровизации в цифровой экономике возникают новые сегменты, и первыми здесь надо упомянуть цифровые платформы, приходящие на место классическим промышленным транснациональным корпорациям (Срничек, 2020).
Цифровые платформы становятся драйверами экономического развития, меняя и принципы взаимодействия производителей и потребителей, и бизнес-модели, и повседневные практики людей (Моазед, Джонсон, 2021). Именно этот тип предприятий, которые занимают первые строчки рейтингов глобальных экономических лидеров, бросает вызов и традиционной архитектуре медиасреды. Цифровые платформы, определяемые исследователями как инфраструктурные (van Dijck, Poell, de Waal, 2018), объединяют в своей деятельности разнообразные сервисы – браузеры, поисковые машины, облачные компьютерные хранилища, электронную почту, магазины приложений, платежные и идентификационные системы. В этом ряду основных активов и сервисов крупнейших игроков медиакоммуникационного рынка оказываются и традиционные медийные сегменты – производство цифрового мультимедийного контента, рекламные и новостные службы, социальные сети, причем в актуальном цифровом информационно-коммуникационном контексте цифровые платформы уже серьезно потеснили традиционные медиакомпании. Хотя, по признанию некоторых исследователей, к настоящему моменту и сложился определенный «баланс сил» между традиционными СМИ и новыми медиа (Chadwick, 2017), он, очевидно, носит временный характер и активно меняется под воздействием продолжающейся «пересборки» элементов медиапространства.
По мере активного внедрения цифровизации в практику медибизнеса в медиаструктурах обостряются существующие конфликты и возникают новые противоречия, в которых ярко проявляются столкновения старого и нового. Среди них наиболее важными оказываются сосуществование/противостояние традиционных (институционализированных) СМИ и новых (неинституционализированных) медиа, а также столкновение традиционных моделей ведения медиабизнеса (рекламная, подписная бизнес-модели журналистики) и новых его форм, проистекающих из развития «капитализма платформ» и активного поиска некоммерчески ориентированных моделей медиафинансирования (Срничек, 2020). В результате актуального этапа транснационального развития цифровые платформы оказываются в центре медиакоммуникационного пространства, где сталкиваются элементы национального (медиасистемы) и глобального (они сами), ставя национальное медиапространство в уязвимую позицию.
Сегодня мы становимся свидетелями изменения традиционной архитектуры национальных информационно-коммуникационных (медиа)пространств, в которых не только сокращается влияние традиционных СМИ, опирающихся на бумажные и аналоговые носители. Мы видим становление нового социетального пространства, существующего в гибридной, неразрывно связанной – материальной и виртуальной – форме, когда интегрируются традиционные функции журналистики (Прохоров, 1988, 2009; McQuail, 2010) и более широкие медиакоммуникационные пространства (Гавра, 2018; Евстафьев, 2012), где медиапроизводство, медиапотребление и коммуникация образуют для индивидуального пользователя неразрывное единство действия и места (Дунас (ред.), 2021).
Будет ли отличаться понимание медиа сегодня, в «цифровую эпоху», от подходов к СМИ, массмедиа в периоды индустриального и недавнего постиндустриального общества? Г.М. Маклюэн в 1950 гг. писал свои наиболее известные работы по медиа в период осмысления телевидения как нового глобального средства коммуникаций, превращающего мир из бескрайнего пространства в глобальную деревню, полностью переворачивающего наше представление о медийно опосредованных общении и информации (Маклюэн, 2005). Уже тогда стало понятно, что место журналистики в медиасреде сужается и что массмедиа – это гораздо более сложная, объемная, многокомпонентная и разновекторная функциональная среда, чем просто система производства и распространения информационного содержания, которое рассматривалось как главный продукт медиаиндустрии. Все более ясным сейчас становится и необходимость расширения теоретического тезауруса медиаисследований, и важность выработки адекватных терминов, описывающих это академическое поле, и усложнение методологического инструментария, который должен помочь его изучению (От теории журналистики к теории медиа, 2019).
Термины академического поля медиа все еще интерпретируются исследователями по-разному, и в процессе их динамичного развития предлагаются не только новые наполнения и уточнения, но и новые понятия. Введение в научный оборот таких терминов, как «медиакоммуникации», «медиасреда», «цифровая журналистика», «медиакоммуникационная индустрия» и ряда других – это попытки осмыслить и определить то, что происходит с медиа в современном мире (Коломиец, 2020; Смирнова, 2023; Вартанов, 2023). Следуя теоретической традиции подхода к «медиа» как к постоянно трансформирующемуся и «текучему» термину, исследователи с начала XX в. каждые четверть столетия, а с начала XXI в. уже и каждое десятилетие пытаются концептуализировать меняющуюся медиасреду, предлагая новые и обновляя прежние теоретические понятия (От теории журналистики к теории медиа, 2019).
Одним из наиболее важных направлений теоретического обновления является концепция медиасистемы, исследовательские подходы к ее природе, структуре, границам, наполнению.
На протяжении почти всего ХХ в. считалось, что архитектура средств массовой информации, в которой особое место занимала журналистика как профессия и социальный институт, сложилась и устоялась: газеты, телевидение, радио, информационные агентства, а к концу столетия еще и аудиовизуальные продакшн-компании выполняли функции по информированию и развлечению массовой аудитории (Вартанова, 2022). Однако на рубеже веков миграция аудитории в онлайн заставила не только исследователей, но и практиков медиаиндустрии обратить внимание на новые процессы. Так, в России в 2007 г. Федеральное агентство по печати и массовым коммуникациям впервые стало измерять не только аудиторию прессы, телевидения и радио, но и аудиторию онлайн-СМИ. По результатам стали очевидны две тенденции: во-первых, молодежь начала предпочитать Интернет всем традиционным СМИ, во-вторых, «перекрестное» медиапотребление аудитории всех возрастов и социальных статусов распространилось на разные сегменты медиасистемы (Вартанова, 2014).
Повсеместно к концу ХХ столетия традиционные массмедиа, они же часто называются «старыми медиа» – газеты, телевидение, радио, вступили в конкуренцию с новыми медиа (Интернетом, социальными сетями, мессенджерами), что вызвало дихотомическое деление медиапространства. Этот процесс можно охарактеризовать как противостояние печатных и электронных СМИ, аналогового и цифрового форматов, деятельности конвенциональных (институционализированных) и неконвенциональных (неинституционализированных) авторов медиатекстов.
В связи с необходимостью осмыслить большие изменения, вызванные процессом социальной и технологической трансформации в жизни современного общества, представляется важным вновь вернуться к довольно популярной на рубеже столетий концепции медиасистемы. Эта теоретическая конструкция обычно рассматривалась как инструмент сравнительного анализа эмпирически подтвержденных национальных медиаконтекстов (Hardy, 2008: 185). Сегодня ее релевантность возрастает потому, что она дает возможность сравнить не только национальные особенности, но и разные состояния, периоды, структуры, процессы в рамках одной и той же национальной медиасистемы на разных исторических этапах ее развития.
Термин «медиасистема», хотя и применяется довольно часто, принимается не всеми исследователями. Те же, кто его используют, нередко вкладывают в него разный смысл. Есть даже подход, согласно которому термин является самоочевидным, т.е. не требующим четкого объяснения (Bastiansen, 2008). Все еще нет согласия медиаисследователей и по его единой однозначной формулировке, хотя термин «медиасистема» разошелся не только по теоретическим работам. Он стал основой базовых учебных курсов на факультетах массовой или медиакоммуникации зарубежных университетов, на факультетах журналистики в России. Он используется в профессиональном индустриальном сообществе, его можно услышать от законодателей и представителей исполнительной власти как понятие, встраивающее массмедиа, традиционные и новые СМИ, в контекст общественной жизни, объединяющее СМИ и общество, анализирующее медиа в системе институтов социума, в информационно-коммуникационной среде конкретных государств.
В 2004 г. Д. Халлин и П. Манчини представили академическому сообществу разработанную ими основу для сравнительного анализа массмедиа и журналистики с использованием понятия «модель медиасистемы». Первоначально этот анализ включал в себя медиасистемы стран «богатого Севера» (США, Западная и Северная Европа) (Hallin, Mancini, 2004). Менее чем через десять лет была издана вторая монография, анализировавшая географически более широкие и разнообразные регионы (Hallin, Mancini (eds.), 2012).
Новаторство анализа заключалось не только в том, что американский и итальянский исследователи, представлявшие хотя и общее поле политологических медиаисследований, были включены в разные страновые исследовательские контексты, т.е. сумели объединить подходы североамериканской и западноевропейской школ к пониманию взаимодействия СМИ и политики. Важно, что Д. Халлин и П. Манчини выбрали общее теоретическое понятие для сравнения, а именно медиасистемы (media system). Второй важный научный прорыв ученых состоял в выработке ограниченного числа – четырех – довольно емких переменных/индикаторов (variables), через которые они описали сначала североамериканский и западноевропейский, а потом практически и глобальный (Восточная Европа, Азия, Латинская Америка, Африка) набор национальных медиасистем.
Эти переменные хрестоматийно известны и включают в себя:
Переменные стали основой для типологизации национальных медиасистем сторонников-исследователей из разных стран (Dobek-Ostrowska, Glowacki, Jakubowicz, Sukosd (eds.), 2010; Dobek-Ostrowska, 2019; Perusko, Vozab, Cuvalo, 2012) и для анализа страновых медиаконтекстов. И автор этих строк применяла подход Д. Халлина и П. Манчини для анализа отечественной медиасистемы в монографии под их редакцией (Hallin, Mancini (eds.), 2012), анализировала воздействие исследования этих авторов на академическое поле (Вартанова, 2014). Правда, одновременно подход исследователей подвергался и жесткой критике оппонентов, которые не соглашались или с методологией, или с предложенными критериями, или с результатами сравнения (Sparks, 2017).
Тем не менее нельзя не признать, что «Comparing Media Systems: Three Models of Media and Politics» стала в начале ХХI в. едва ли не самой популярной, цитируемой и заметно воздействовавшей на академическое сообщество книгой. Как бы мы ни оценивали исследования и методологию Д. Халлина и П. Манчини, их результаты стали поистине краеугольными для осмысления деятельности медиа в структуре национальных государств на рубеже ХХ–ХХI вв. Избегая повторения достоинств подхода, отмеченных академическим сообществом, обратим внимание на несколько других важных с нашей точки зрения обстоятельств.
Во-первых, монография, по сути, легитимировала широкое использование понятия медиасистемы как одного из ключевых понятий теории медиа. Поразительно, что в самой монографии авторы используют его как всем понятное, устоявшееся, не предлагая исследование самой концепции, смысл которой всем как бы очевиден, а анализируя формирование и функционирование ее эмпирических моделей (Hallin, Mancini, 2004: 10). Однако ключевое обстоятельство здесь связано с тем, что СМИ в их целостности, единстве, связанности рассматриваются как производная национального государства, один из институтов, его формирующих, отражающий не столько общие умозрительные политологические представления, сколько суммирующий исторический опыт и конкретные географические и экономические условия развития страны, определяющие функционирование СМИ и журналистики в данной стране.
Во-вторых, эта работа предложила небольшой набор основных переменных/индикаторов, которые позволили описать медиа как самостоятельную социальную систему в контексте других социальных систем и процессов. Причем, в первой постановочной главе работы Д. Халлина и П. Манчини, вырабатывая свой подход, проанализировали и подходы предшественников (Hallin, Mancini, 2004; Hallin, Mancini (eds.), 2012). А во второй книге они предложили и более широкий инструментарий анализа не только устоявшихся процессов, имеющих «чистый» национальный характер, но и усложнили картину, привлекая и развивая концепцию гибридизации (Hallin, Mancini (eds.), 2012). Две монографии фактически стали фундаментом теоретического анализа СМИ и журналистики в различных национальных контекстах на рубеже XX–XXI вв.
В-третьих, благодаря введению такой переменной, как журналистская автономия / профессионализм, важнейшим достижением стала интеграция журналистики в медиасистему национального государства. Представляется важным включение журналистики в более широкий индустриальный и политический контекст общества, рассмотрение ее не только через призму отношений с политическими партиями, государством, но и как своего рода закрытую систему, которая наряду с внешними влияниями испытывает и воздействие внутренних – национальных, профессиональных, редакционных – процессов. Дальнейшим шагом, следующим из этого подхода, может и должно стать признание национальных культурных и политических влияний на профессию. Это поможет сбалансировать представления о преимущественном воздействии универсальных стандартов профессии в контексте признания национальных корней журналистских стандартов и журналистской культуры (McQuail, 2013).
В поисках определения термина «медиасистема» Д. Халлиным и П. Манчини в рассматриваемой монографии выделим фразу, максимально к нему приближенную. Как пишут авторы во вводной части, медиасистемы «часто характеризуются как комплексное сосуществование медиа, функционирующих на основании разных принципов» (Hallin, Mancini, 2004: 12). И для пояснения своей мысли авторы приводят цитату из классической работы Д. МакКуэйла, который в 1994 г. писал: «Во многих странах медиа не формируют какую-либо одну “систему” с единой целью или философией и представляют собой много отдельных, пересекающихся, часто противоречивых элементов, с соответствующими различиями в ожиданиях [от их деятельности. – Е.В.] и действующим регулированием» (Hallin, Mancini, 2004: 12). Обосновывая свое нежелание использовать термин «медиасистема», Д. МакКуэйл ссылался на неоднородность медиа, ведь в традиционном понимании именно упорядоченность является свойством системы. Правда, сейчас такой подход уже неактуален, поскольку во всех областях наук – от естественных до общественных – признано наличие сложных систем, отличающихся от простых систем даже по базовым характеристикам и требующих междисциплинарных подходов.
В дальнейшем Д. МакКуэйл все же вернулся к использованию понятия «медиасистема». В переведенной в 2013 г. на русский язык работе «Журналистика и общество» он писал: «Термин “медиасистема” используется здесь [в книге. – Е.В.] для обозначения всех медиа (но особенно новостных и информационных) в конкретном национальном контексте или с каким-то международным присутствием и целью… В реальности организованных медиасистем в строгом смысле этого термина очень мало, если они вообще существуют. Однако различные новостные медиа все же связаны между собой в систему, по крайней мере, потому, что они имеют дело с практически одинаковым корпусом новостных событий, обслуживают одну и ту же национальную публику/аудиторию и иногда имеют общих владельцев. Подчинение общему или взаимосвязанному набору законов и правил тоже оказывает объединяющее системное влияние. Составные элементы “системы” также очень часто разделяют одну и ту же журналистскую культуру, с отличительными чертами, имеющими исторические корни» (McQuail, 2013: 183).
После выхода книг Д. Халлина и П. Манчини (Hallin, Mancini, 2004; Hallin, Mancini (eds.), 2012) появилось множество публикаций, в которых не только проводились сравнительные исследования медиасистем различных стран с использованием методологии авторов, а также оригинальных сравнительных методик (Humprecht, Esser, 2018; Bruggeman, Engesser, Buchel, Humprecht, 2014), но и были предприняты попытки дать этому «самоочевидному» термину определение. Среди них, несомненно, следует выделить подход Дж. Харди, который подчеркивал, что «медиасистема включает в себя все массмедиа, организованные или действующие в рамках определенной социальной и политической системы, то есть национального государства» (Hardy, 2012: 185). Существенное дополнение о важности национальных и глобального контекстов, влияющих на природу и состояние медиасистем, сделанное в середине 2010 гг., вовсе не отменяет значения этого института, а только подчеркивают его важность. Исследователи Т. Флю и С. Вайсборд определили понятие следующим образом: «Медиасистема – это концептуальная конструкция, которая рассматривает комплекс структур и их динамику таким образом, что позволяет систематически изучать медиа, политику и стратегию» (Flew, Waisbord, 2015: 623). Представляется, что эти авторы, давая весьма размытое определение понятия, стремятся подчеркнуть, что термин «медиасистема» объясняет общее и особенное в СМИ разных стран. Во многих работах, критиковавших концепцию медиасистемы как неадекватную периоду глобализации, стирания и преодоления границ национальных государств, появления транскультурных процессов, гибридизации, развития цифровых платформ, говорится о ее устаревании. Конечно, невозможно не согласиться с наличием оснований для подобной критики, однако, возвращаясь к недавнему прошлому пандемии и рассматривая сложности актуальных геополитических процессов, следует признать, что государство, существующее в пределах своих национальных границ, как ключевой субъект мировой политики не только не отошло в прошлое, но и актуализировало и вновь продемонстрировало свое влияние и значение. И, следовательно, роль медиасистемы как института национального государства отнюдь не уменьшилась – несмотря на все упомянутые процессы.
Подводя итог, следует сказать, что российские исследователи определяют медиасистему как комплекс структурных единиц, как сложившихся, устойчивых, так и формирующихся, трансформирующихся, выпускающих медиапродукты, распространяющих их в широком социальном масштабе и руководствующихся в своей деятельности законодательными, профессиональными и этическими нормами государства и, при наличии таковых, международных организаций. С экономической точки зрения медиасистема работает на создание и распространение медиапродукта, который должен удовлетворять общественные и индивидуальные потребности, она обеспечивает целостность индустриальной структуры производства, поддержание жизнеспособности общества, его национальной и культурной идентичности (Отечественная теория медиа, 2019: 150–154).
Завершая краткий обзор исследовательских подходов к термину, нельзя не согласиться с утверждением С. Бодруновой и А. Гладковой, которые, объясняя последствия цифровизации в журналистике, обратились к книге Д. Халлина и П. Манчини для понимания актуальных системных черт медиасреды. Авторы подчеркивают, что в современных условиях медиасистемы следует рассматривать как структуры в контексте (Bodrunova, Gladkova, 2023). И, возможно, именно актуальный контекст в дальнейших работах мы будем использовать как «точку роста» для уточнения понимания медиасистемы.
Медиа никогда не были полностью статичной системой, поскольку состояли из меняющихся компонент. Очевидно, что наиболее значительные факторы развития медиасреды сегодня определяются динамикой информационно-коммуникационных технологий и непрекращающимися трансформациями социальной среды. Несмотря на неоднозначность понимания термина «медиа», на новом технологическом витке своего развития они по-прежнему остаются важнейшим национальным институтом, который обеспечивает индивидуальную и общественную культурную, социальную, политическую, экономическую идентичность обществ и людей. А термин «медиасистема», по сути, отражает исторические и актуальные особенности развития страны/государства, представляя конкретные национальные типы или обобщенные для нескольких стран и/или регионов модели.
Исследование выполнено за счет средств гранта Российского научного фонда (проект № 22–18–00225).
Ашманов И.С., Касперская Н.И. Цифровая гигиена. СПб.: Питер, 2022.
Вартанов С.А. К вопросу выбора подходов к экономико-социологическому анализу медиакоммуникационной индустрии // Изв. ДВФУ. Экономика и управление. 2023. № 1. С. 47–70.
Вартанова Е.Л. «Человек медийный» как результат социального развития? // Меди@льманах. 2015. № 5. С. 8–11.
Вартанова Е.Л. Меняющаяся архитектура медиа и цифровые платформы // Меди@льманах. 2022. № 1. С. 8–13. DOI: 10.30547/mediaalmanah.1.2022.813
Вартанова Е.Л. Постсоветские трансформации российских СМИ и журналистики. М.: МедиаМир, 2014.
Вартанова Е.Л., Гладкова А.А. Цифровой капитал в контексте концепции нематериальных капиталов // Медиаскоп. 2020. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2614 (дата обращения: 03.04.2023).
Гавра Д.П. Основы теории коммуникации: учебник для академического бакалавриата. 2-е изд., испр. и доп. М.: Юрайт, 2018.
Гуреева А.Н. Концептуализация процесса медиатизации в России и за рубежом // Меди@льманах. 2018. № 5. С. 24−31. DOI: 10.30547/mediaalmanah.5.2018.2431
Дунас Д.В., Салихова Е.А., Толоконникова А.В., Бабына Д.А. Установление повестки дня и эффект фрейминга: о необходимости концептуального единства в медиаисследованиях «цифровой молодежи» // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2022. № 4. С. 47–78. DOI: 10.30547/vestnik.journ.4.2022.4778
Евстафьев В.А. Объективные и субъективные каналы управления маркетинговыми коммуникациями // Изв. МГТУ «МАМИ». 2012. Т. 3. № 2. С. 98–103.
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2000.
Кин Дж. Демократия и декаданс медиа. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2020.
Коломиец В.П. Медиатизация медиа. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2020.
Крауч К. Странная не-смерть неолиберализма. М.: Дело, 2012.
Лабуш Н.С., Пую А.С. Медиатизация экстремальных форм политического процесса: война, революция, экстремизм. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2019.
Маклюэн М. Понимание медиа: внешние расширения человека. М.: Кучково поле, 2005.
Медиапотребление «цифровой молодежи» в России: моногр. / под ред. Д.В. Дунаса. М.: Фак. журн. МГУ; Изд-во Моск. ун-та, 2021.
Мейсон П. Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему. М.: Ad Marginem, 2015.
Моазед А., Джонсон Н. Платформа: практическое применение революционной бизнес-модели. М.: Альпина Паблишер, 2021.
От теории журналистики к теории медиа. Динамика медиаисследований в современной России: колл. моногр. / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Изд-во Моск. ун-та; Фак. журн. МГУ, 2019.
Отечественная теория медиа: основные понятия. Словарь / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Фак. журн. МГУ; Изд-во Моск. ун-та, 2019.
Пикетти Т. Капитал в XXI веке. М.: Ad Marginem, 2016.
Прохоров Е.П. Введение в журналистику. М.: Высш. шк., 1988.
Прохоров Е.П. Введение в теорию журналистики. М.: Аспект Пресс, 2009.
Романова А.П., Федорова М.М. «Советская ностальгия» несоветского цифрового поколения. Российской Федерации // Южно-российский журнал социальных наук. 2021. Т. 22. № 1. С. 6–18.
Смирнова О.В. Идентичность газеты в условиях цифровизации: к постановке исследовательской проблемы // Вестн. Волжск. ун-та им. В.Н. Татищева. 2023. Т. 1. № 1 (40). С. 201–209.
Срничек Н. Капитализм платформ / пер. с англ.; под науч. ред. М. Добряковой. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2020.
Bastiansen H. (2008) Media History and the Study of Media Systems. Media History 14 (1): 95–112.
Bauman Z. (2005) Liquid Life. Cambridge: Polity.
Bodrunova S., Gladkova A. (2023) From Media Systems to Digital Journalisms: An Introduction to Special Issue. Digital Journalism (Forthcoming).
Bourdieu P. (2001) Forms of Capital. In: Granovetter M., Swedberg R. (eds.) The Sociology of Economic Life. 2nd ed. Boulder: Westview Press, pp. 98–102.
Bruggemann M., Engesser S., Buchel E., Humprecht E. et al. (2014) Hallin and Mancini Revisited: Four Empirical Types of Western Media Systems. Journal of Communication 64 (6): 1037–1065.
Chadwick A. (2017) The Hybrid Media System. Oxford: Oxford University Press.
Couldry N., Hepp A. (2017) The Mediated Construction of Reality. Cambridge: Polity.
Deuze M. (2012) Media Life. Cambridge: Polity.
Dobek-Ostrowska B. (2019) Polish Media System in a Comparative Perspective: Media in Politics, Politics in Media. Switzerland: Peter Lang.
Dobek-Ostrowska B., Glowacki M., Jakubowicz K., Sukosd M. (eds.) (2010) Comparative Media Systems: European and Global Perspectives. Budapest: Central European Press.
Dunas D.V., Vartanov S.A. (2020) Emerging Digital Media Culture in Russia: Modeling the Media Consumption of Generation Z. Journal of Multicultural Discourses 15 (7): 1–18. DOI: 10.1080/17447143.2020.1751648
Flew T., Waisbord S. (2015) The Ongoing Significance of National Media Systems in the Context of Media Globalization. Media, Culture & Society 37 (4): 620–636.
Hallin D., Mancini P. (eds.) (2012) Comparing Media Systems beyond the Western World (Communication, Society and Politics). Cambridge: Cambridge University Press.
Hallin D.C., Mancini P. (2004). Comparing Media Systems: Three Models of Media and Politics. Cambridge: Cambridge University Press.
Hardy J. (2008) Western Media Systems. London: Routledge.
Hardy J. (2012) Comparing Media Systems. In: Esser F., Hanitzsch T. (eds.) Handbook of Comparative Communication Research. London: Routledge, pp. 185–206.
Humprecht E., Esser F. (2018) Diversity in Online News. Journalism Studies 19 (12): 1825–1847. DOI: 10.1080/1461670X.2017.1308229
Masuda Y. (1990) Managing in the Information Society: Releasing Synergy Japanese style. Oxford: Blackwell.
McQuail D. (2010) McQuail’s Mass Communication Theory. 6th ed. London: Sage.
McQuail D. (2013) Journalism and Society. London: Sage.
Perusko Z., Vozab D., Cuvalo A. (2012) Comparing Post-Socialist Media Systems: The Case of South East Europe. London: Routledge.
Sparks C. (2017) Can We Compare Media Systems? In: Chan J.M., Lee F.L.F. (eds.) Advancing Comparative Media and Communication Research. London: Routledge, pp. 36–62.
Taleb N. (2007) The Black Swan: The Impact of Highly Improbable. New York: Random House Publishing Group.
van Dijck J., Poell T., de Waal M. (2018) The Platform Society: Public Values in a Connective World. Oxford: Oxford University Press.
Vartanova E., Gladkova A. (2022) From Digital Divides to Epistemic Divides: The Rise of New Inequalities in the Conflict Media Space. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 4: 5–22. DOI: 10.30547/ worldofmedia.4.2022.1
Дата поступления в редакцию: 08.04.2023
Дата публикации:20.04.2023