Архив

Теоретическая концепция медиасистемы как отражение конфликтного противостояния глобального и национального

Ссылка для цитирования: Вартанова Е.Л. Теоретическая концепция медиасистемы как отражение конфликтного противостояния глобального и национального // Меди@льманах. 2023. № 4 (117). С. 8−18. DOI: 10.30547/mediaalmanah.4.2023.818

УДК 316.77-027.21:[070+654.19+004.738.5](470+571:1-87)
DOI: 10.30547/mediaalmanah.4.2023.818
EDN: BAJICB

© Вартанова Елена Леонидовна
академик РАО, профессор, доктор филологических наук, декан факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, заведующая кафедрой теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), eva@smi.msu.ru

Нестабильность и непредсказуемость глобального развития на рубеже 2010–2020 гг., связанная с изменением архитектуры международных отношений, появлением новых региональных блоков, обострением противоречий между государствами, экономической нестабильностью, оказала воздействие на все стороны общественной жизни, включая и медиакоммуникационную сферу. Пандемия COVID-19 в 2020 г., стимулировавшая «переход на цифру» в тех областях социальной жизни, которые еще не полностью были затронуты цифровизацией, внесла значительные изменения не только в ход процесса глобализации, но и в теоретические представления о нем.

Эти обстоятельства заставили ученых пересмотреть взгляды как на многие общие политические, экономические и культурные процессы, так и на ситуацию в медиа. Очевидно, что национальные медиасистемы, особенно в контексте становления новых форматов глобальной коммуникации, диктуемых социальными медиа и цифровыми платформами, и структурных трансформаций национальных медиаландшафтов, продолжали вызывать исследовательский интерес – и как сохраняющий важность институт национального государства, и как национально значимая (все еще) сфера экономического и духовно-культурного производства (Вартанов, 2023; Свитич, Шведова, 2020).

Динамика исследовательского фокуса медиасистемы в конце 2020 гг.

Понятие медиасистемы с начала 2000 гг. приобрело широкую популяр­ность в академическом сообществе благодаря работам Д. Халлина и П. Манчини (Hallin, Mancini, 2004; Hallin, Mancini (eds.), 2012). В зарубежном дискурсе оно использовалось для обозначения комплекса массмедиа и при анализе деятельности средств массовой информации конкретного государства, хотя исследователи применяют его и для характеристики более широкой системы медиакоммуникаций, складывающейся на уровне страны вокруг телекоммуникационных сетей и в особенности Интернета (Hardy, 2008; Flew, Waisbord, 2015; Nordenstreng, Thussu (eds.), 2015). В глобальном академическом пространстве эта концепция остается одной из наиболее обсуждаемых теоретических конструкций, объясняющих природу и особенности функционирования массмедиа в различных национальных государствах (Hallin, Mancini, 2004; Hallin, Mancini (eds.), 2012; Dobek-Ostrowska, Głowacki, Jakubowicz, Sükösd (eds.), 2010).

Поразительно, но однозначное определение понятия найти не представляется возможным. В основополагающих работах Д. Халлина и П. Манчини медиасистема описывается через свои же переменные, а в последующих трудах читатель просто отсылается к их работе 2004 г. «Comparing Media Systems. Three Models of Media and Politics». Так что «интуитивно понятная» концепция подводит к принятию массмедиа как социальной сис­темы, связанной внутри и соотносимой с другими социальными системами, как системы СМИ конкретного государства или региона (Свитич, Смирнова, Шкондин, 2017; Вырковский, 2017; Вартанов, Свитич, Смирнова, Шкондин, 2018; Ершов, 2023).

Похожая ситуация сложилась и в российском академическом дискурсе, где понятие медиасистемы так и не получило единого устоявшегося определения. Во многих статьях медиасистема как наблюдаемое явление социальной реальности рассматривается как комплекс медиаканалов и медиаконтента, непосредственно влияющий на состояние общества (Шкондин, 2018). Именно поэтому пока допустимо опереться на трактовку понятия «медиасистема», приведенную в одном из недавних словарей. Под ней здесь понимается «сложная многоуровневая и многовекторная среда, образованная медиаинститутами в их взаимодействии между собой и во взаимодействии с обществом, другими его институтами, а также индивидуумами/гражданами (аудиторией), взаимо­связанной и конкурентной системой предприятий медиарынка (включающего в себя как отдельные типологические сегменты традиционных СМИ и новых медиа – прессу, телерадиовещание, онлайн-СМИ, так и инфраструктурные предприятия, то есть производящие компании), определенными профессиональными сообществами и видами деятельности по созданию, производству и распространению медиапродуктов и медиауслуг» (Оте­чественная теория медиа, 2019: 52).

Использование в первых десятилетиях XXI в. концепции медиасистемы для комплексного анализа состояния СМИ, журналистики, а теперь еще и медиакоммуникаций в конкретных странах часто давало возможность исследователям сформировать достаточно целостное представление о функционировании на национальном и региональных уровнях того, что сегодня называется «традиционными» (или «старыми») средствами массовой информации, включающими информационные агентства, газетно-журнальные и телерадиовещательные предприятия, онлайн- и продакшн-компании и т.д. Причем, исследователи стремились понять не только специфику влияния различных сфер общественно-политической жизни на медиа, но и особенности деятельности законодателей, журналистов, поведения аудитории в конкретных странах (см., например: Медиасистема России, 2023).

Правда, некоторые отечественные исследователи обращали внимание на внутреннюю противоречивость термина «медиасистема», которая проистекала из включения в него, по крайней мере в российском дискурсе, в качестве составных частей рекламной индустрии, сегмента связей с общественностью и телекоммуникационного сектора (Медиасистема России, 2023), а также нечеткости в определении масштабов и переменных эмпирического анализа и, главное, из статичного восприятия медиасистемы как предмета исследования (Гавра, Науменко, 2020).

Медиасистема России в пандемийном и постпандемийном мире

На рубеже 2010–2020 гг. исследовательский интерес к концепции начал уменьшаться, как представляется, из-за заметных изменений социальной реальности, которую многие исследователи стали описывать как неопределенную, текучую, нестабильную (Vartanova, Gladkova, Dunas, 2023). В основе таких представлений лежали не только заметные технологические трансформации в области массовых и медиакоммуникаций, но и широкие социальные процессы, вызванные экономической и культурной глобализацией, кризисом капитализма, проникновением неолиберальной идеологии в международные отношения и национальное развитие стран, представляющих разные регионы мира различных экономических и культурных укладов (Пикетти, 2016; Мейсон, 2016; Смит, 2022).

Многие авторы подчеркивали, что процесс глобализации, стирающий границы между государствами, национальными экономиками, культурами, идентичностью людей, реализовывался прежде всего информационно-коммуникационными и медиаструктурами разных стран, в значительной степени поддерживался глобальными потоками цифровых новостей и мировым рынком развлекательного контента. Коммерциализация, поляризация, политизация усиливали разрозненность, фрагментацию во многих странах, что усугублялось процессами медиасреды – разрывами в социальной коммуникации, неравенством в доступе к информации, знаниям (Ragnedda, 2020).

В последнее десятилетие в среде академических медиаисследований росло убеждение в том, что медиасистемы становятся шире, чем границы тех национальных государств, в рамках которых они возникли. Считалось, что и сами медиасистемы пришли в движение, стали активно реагировать на процесс цифровизации, интегрировать внешние компоненты (многоканальную цифровую медиасреду, новые формы содержания – фильмы, сериалы, музыку глобальных производителей или контент глобальных социальных сетей). В медиапотреблении аудитории многих стран возник новый конфликт: между национальной тематикой и информационными повестками игроков глобального медиакоммуникационного пространства, зачастую оказывавшимися более интересными, привлекательными для аудитории, чем заботы и нужды своих стран.

Словом, в предпандемийные годы стали явными противоречия между национальной медиасистемой как статичным социальным институтом, состоящим из жестко связанных между собой частей, и глобальной цифровой медиатрансформацией, приведшей в движение все традиционные компоненты медиаиндустрии и форматы медиапотребления (Hallin, Mancini (eds.), 2012; Nordenstreng, Thussu (eds.), 2015; Deuze, Witschge, 2018; Дунас (ред.), 2021; Вартанова, 2023).

Исследователи подметили, что от сравнительно стабильных статичных структур ХХ в. национальные медиасистемы, находившиеся в ядре процесса глобализации, начали уходить в сторону неустойчивости и вызре­вания новых наднациональных структур. В них очевиднее становилось доминирование медийных ТНК и цифровых медиаплатформ, легко преодолевавших благодаря своей цифровой сущности территориальные, временные и языковые барьеры (Срничек, 2020; Вартанова, 2022, 2023; Вартанова, Дунас, 2022).

В складывающейся в последнее десятилетие единой цифровой медиакоммуникационной среде:

• исчезли жесткие водоразделы между прежними сегментами медиа­бизнеса (пресса, радиовещание, телевидение, информационные агентства, производящий сектор, распространители), цифровая форма содержания стала универсальной для всех цифровых каналов, а «насыщение» его визуальностью и узнаваемой популярной музыкой активно уводило аудиторию, прежде всего молодую, от родных языков, культур, идентичностей;
• медиабизнес превратился в одно из наиболее интернациональных пространств, при этом движимых американскими и – совсем недавнее явление – китайскими транснациональными медиакоммуникационными корпорациями;
• развитие экономики (прежде всего потребления) реализуется за счет глобализации потребительского рынка, ключевым инструментом которой стала реклама глобальных брендов на ведущих цифровых платформах и в массовой аудиовизуальной культуре, формирующей универсальные наднациональные потребительские ценности и стандарты.

Однако пандемия COVID-19, начавшаяся в 2020 г., и последующие геополитические разломы одномоментно изменили ситуацию в медиа. Для медиасистемы России «разворот» направления тенденций на противоположные выглядит довольно радикально. Речь идет о переходе:

• от глобальных – к национальным тенденциям: глобализация рекламного рынка сменилась его доместикацией, когда подавляющая часть рек­ламодателей представляет отечественный федеральный и регионально-локальные уровни, то же можно сказать и про сериальный контент как федеральных каналов, так и ОТТ-кинотеатров, стриминговых сервисов (Щепилова, Круглова, 2019);
• от глобальных – к национальным компаниям: самым ярким, но и самым убедительным примером здесь является уход зарубежных рекламодателей, медиакомпаний, социальных сетей и расширение аудитории и предложения содержательных продуктов и сервисов со стороны отечественных цифровых платформ, прежде всего «ВК» и Telegram;
• от глобального – к национальному контексту: возвращение к нацио­нально ориентированному пониманию ответственности, функций журналистики и приоритетов ее тематики, основой чего является исторический путь российской журналистики;
• от универсальных доминирующих концепций – к осознанию национальных особенностей и формированию национальных теорий: формирование более критического взгляда на зарубежные теории новостной журналистики, возвращение к нормативным подходам отечественных исследований к социальной ответственности журналистики, к пониманию ее обязанностей перед государством и нацией, к артикулированию ее воспитательной и образовательной роли.

Пример современной российской медиасистемы, проявившей стабильность в своих базовых характеристиках, оказался весьма показательным в ряде положений.

Во-первых, исторические и культурные корни нашего общества, противостоящие неолиберальному повороту в мировой экономике и культурной глобализации, понимаемой как американизация массовой культуры, превратили отечественные СМИ и журналистику в интересные, хотя и сложные узлы общественных противоречий и политических противостояний. По сути, это стало отражением возникшего уже в ХХ в. столкновения национального и глобального, общего и особенного в функционировании общества (Вартанова, 2014).

Во-вторых, конструирование концепции медиасистемы и поиск ее эмпирической верификации предлагают конкретную количественную основу для сравнительных академических исследований СМИ разных стран, для эмпирического выявления воздействий факторов национальной природы. Здесь особую роль играет учет данных национальной статистики и понимание особенностей национального законодательства, формирующих правовые рамки для работы медиа. Сегодня это актуально как в технологическом (регулирование цифровых социальных платформ, закон о «приземлении»), так и в контентном (негативное регулирование распространения фейковых новостей, защита общественных ценностей) измерениях.

В-третьих, особенности отечественного историко-культурного процесса и ценностного контекста как в Российской Империи, так впоследствии и в СССР, напрямую влияют на производство контента и медиапотребления, в первую очередь более взрослых поколений. Для последних важны не только вопросы этики и морали, связанные с этнической и конфессиональной принадлежностью (Gladkova, Cherevko, 2020; Jamil, Gladkova, 2021), но и русский язык как язык межнационального общения, как язык государственный. Это все влияет на общественные представления о роли журналистики в распространении и воспроизводстве культуры и государственной идентичности.

В-четвертых, пример России показывает, что географические и геополитические особенности страны (размер территории, различия климатических условий, неравномерность экономического развития регионов, многообразие культур, языков, религий) заметно влияют на страновую специфику медиасистемы. Невозможно сравнивать экономический, политический и культурный потенциал медиасистем стран с различными размерами территорий. Последнее очевидно влияет на особенности тематики и распространения, объемы рекламного рынка, стоимость технологий, соподчиненность национальных и региональных информационных потоков и многое другое.

Сегодня представляется, что упомянутые выше актуальные «текучие» общественные процессы представляют собой те самые новые – глобальные или национальные – контексты, ту самую динамику медиасистемы, которых не хватало критикам ее концепции. Добавляя динамический и зачастую конфронтационный контекст к статической конструкции медиа­системы, можно не только продвинуться в сторону консенсуса между сторонниками разного понимания концепции, но и соединить в ней две теоретические идеологии – признания, с одной стороны, в качестве доминанты медиасистемы ее национальной природы и, с другой – ее размывания в условиях процесса глобализации.

«Национальные контексты» и особенности медиасистем стран БРИКС

Как отмечалось выше, статичный теоретический конструкт медиасистемы неоднократно подвергался критике как «концептуальный пережиток функционалистской социологии середины века» (Flew, Waisbord, 2015: 622). И все чаще мы видим, что «контексты» в зарубежной исследовательской литературе предполагают противостояние «структурам», отражая внутреннюю конфликтную динамику глобального развития. При этом очевидно, что в тех странах, которые стремятся к своему признанию на глобальном уровне (например, БРИКС), национальные медиа по-прежнему сохраняют свое значение. Это прежде всего объясняется стремлением государств к их более широкому международному признанию, к укреплению влияния на глобальном уровне, с опорой на силу национальных «контекстов», которые сохраняются независимо от глобализации, растущей рыночной ориентации медиа и усиления воздействия развлекательного контекста универсальной массовой культуры на содержание их национальных СМИ (Curran, Iyengar, Brink Lund, Salovaara-Moring, 2009: 6; Büchel, Ehrlich, 2016).

Подтверждая значение национальных «контекстов» – традиций, культуры, языка – для понимания функционирования медиасистемы, некоторые авторы предлагают расширить эмпирическую основу построения ее типологии, добавив больше переменных и более четко артикулируя роль «национального» как в определении страновой природы медиасистемы, так и в его влиянии на уже используемые в медиаисследованиях новые переменные (Castro Herrero, Humprecht, Engesser, Brüggemann et al., 2017).

Недавние дебаты о типологии медиасистем, их гомогенном и/или гибридном характере, порожденные трудами Д. Халлина и П. Манчини (Hallin, Mancini, 2004; Hallin, Mancini (eds.), 2012), стали своего рода теоретическим вызовом для стран за пределами «западного» мира. Изучение медиасистем БРИКС открыло новые подходы к применению концепции в совершенно непохожих национальных контекстах, внесло новый вклад в определение универсальных и специфичных для каждой страны переменных медиасистемы (Nordenstreng, Thussu, 2015).

Следует принять во внимание две линии концептуальной критики концепции медиасистемы. Первая из них построена вокруг утверждения о том, что в качестве главных черт этой концепции выделены: зависимость медиасистемы от национальной политической системы, интеграция медиаиндустрии в национальный медиарынок, ее историческое описание (Hardy, 2012: 186–197). Как утверждал Д. Харди, концепция медиасистемы подверглась сомнению из-за ее «национал-центризма» и «методологического национализма», хотя в настоящее время в ее тео­ретическим понимании необходим учет процесса глобализации, конвергенции политических ориентаций и рыночных тенденций, отход от сдвига вертикальных отношений между медиаинститутами и политическими структурами в сторону горизонтальных измерений – таких как культурные потоки, которые благодаря технологиям легко преодолевают национальные границы (Hardy, 2012: 197). Другой подход был направлен в сторону концепции медиасистемы вместе с критикой самой концепции БРИКС, поскольку она остается эмпирически расплывчатой и неоднородной, объединяя совершенно разные с точки зрения международной политики, экономического роста и политических систем государства (Sparks, 2015: 42–65).

Однако приверженцы концепции БРИКС утверждают обратное. Для всех стран организации характерна довольно сильная национальная принадлежность, и сами национальные медиасистемы предоставляют весомые аргументы в дискуссии о важности медиасистем и их переменных, рассматриваемых в национальном контексте. Они предлагают актуальный пример для понимания процессов протекания и столкновения глобального/универсального и специфического/национального развития. На это в значительной степени влияют сильные национальные (состоящие из политических, регуляторных и экономических компонентов) ландшафты, исторически и культурно разнообразные традиции, создающие уникальные национальные «контексты». Это и следует рассматривать как причину, объясняющую отличие медиасистем БРИКС от устоявшихся в западных медиаисследованиях концепций и моделей. Такая позиция уже получила теоретическое обоснование в 2000 гг., став альтернативой основному теоретическому дискурсу глобализации и предложив такие подходы, как девестернизация, интернационализация или даже ориентализация (De Smaele, 1999; Curran, Park, 2000; Thussu (ed.), 2009; Waisbord, Mellado, 2014).

Страны БРИКС сегодня представляют собой менее изученные медиаисследователями, но динамично развивающиеся в своих национальных рамках системы СМИ. Последние характеризуются прямой зависимостью от экономического положения страны, разнообразия ее территорий, сложных этнических и языковых структур, и в особенности от весьма специ­фических путей исторического развития и своеобразных пониманий роли медиа в обществе (Hallin, Mancini, 2012; Nordenstreng, Thussu, 2015).

По сравнению с «западными» медийными системами, в основании которых лежит рынок и политические системы, построенные вокруг концепции англосаксонской демократии (Hallin, Mancini, 2004; Hardy 2008; 2012; Curran, Iyengar, Brink Lund, Salovaara-Moring, 2009), страны БРИКС представляют собой альтернативные, при этом исторически различные траектории, в которых часто присутствуют множественные проблемы обществ, находящихся в «пост-» обществах. Эти страны, прошедшие непростой исторический путь, связанный с эпохой колониализма и социа­лизма, отличаются заметным социальным неравенством, многоэтничностью и мультикультурализмом.

Все это дает возможность расширить эмпирическое поле национальных медиасистем, которые предлагают оригинальные модели развития, в том числе и медиасистем. Очевидно, что взаимосвязи между концептуальными положениями зарубежных медиаисследований и эмпирическими реальностями медиасистем за пределами «западного» мира действительно существуют, но эти связи на «Глобальном Юге» кажутся более сложными и противоречивыми, чем на «Глобальном Севере».

Выводы

В дискуссиях о концепции медиасистемы, как показано выше, не только прослеживается несколько уровней, но и проявляется несколько различных подходов. Медиасистема как теоретический конструкт, рассмат­риваемый с учетом национальных, наднациональных и вненациональных факторов, определяется:

• как вид открытой социальной системы, являющейся наравне с другими социальными системами частью социума (Шкондин, 2018);
• как интегральная информационно-коммуникационная медиаструктура, обеспечивающая охват аудитории содержанием в глобальном, региональном, национальном, локальном масштабах (или по отдельности, или в различных сочетаниях) (Отечественная теория медиа, 2019);
• как складывающаяся в процессе цифровой трансформации экосис­тема «ИТ – телекоммуникации – медиа», позволяющая встроить медиа в широкий цифровой ландшафт современной жизни (Медиасистема России, 2023).

Медиасистема как понятие, при помощи которого сегодня анализируется комплекс медиакоммуникаций в государственных и страновых контекстах, остается важной операционной единицей для сравнительного анализа национальных моделей журналистики и средств массовой информации. Концепция медиасистемы не только базируется на взаимо­связи универсальных переменных – медиаканалов и медиаконтента, реа­лизуемой в актуальной технологической среде, но и предполагает учет особенностей поведения аудитории, национального и международного законодательства, геополитического и экономического положения страны, ее этнокультурных условий и исторических традиций, специфики национальной и культурной идентичности аудитории.

Национальные медиасистемы, становясь все более сложным социальным и индустриальным феноменом, интегрируя последствия глобальной цифровой трансформации и входя в процесс постоянной текучести, все же сохраняют свой статус значимого национального общественного института, укрепляющего государственную и национальную идентичность аудитории – то есть граждан своей страны. Таким образом, современная медиасистема дополняет свою все еще относительно стабильную структуру новыми «текучими» контекстами, как глобального, так и нацио­нального уровня, отражая сложность и многовекторность современного мира.

Исследование выполнено за счет средств гранта Российского научного фонда (проект № 22-18-00225).

Библиография

Вартанов С.А. К вопросу выбора подходов к экономико-социологическому анализу медиакоммуникационной индустрии // Известия ДВФУ. Экономика и управление. 2023. № 1. С. 47–70. DOI: 10.24866/2311-2271/2023-1/47-70

Вартанов С.А., Свитич Л.Г., Смирнова О.В., Шкондин М.В. Медиасистема в контексте развития региона: эконометрический анализ // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2018. № 6. С. 3–30. DOI: 10.30547/vestnik.journ.6.2018.330

Вартанова Е.Л. «Пересборка» медиа: актуальные процессы трансформации в условиях цифровизации // Меди@льманах. 2023. № 3 (116). С. 8−16. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2023.816

Вартанова Е.Л. Меняющаяся архитектура медиа и цифровые платформы // Меди@льманах. 2022. № 1. С. 8–13. DOI: 10.30547/mediaalmanah.1.2022.813

Вартанова Е.Л. Постсоветские трансформации российских СМИ и журналистики. М.: МедиаМир, 2014.

Вартанова Е.Л., Дунас Д.В. Российская медиасистема в начале 2020 гг.: вызовы эпохи неопределенности // Меди@льманах. 2022. № 6. С. 8–17. DOI: 10.30547/mediaalmanah.6.2022.817

Вырковский А.В. Медиасистема Республики Беларусь: борьба противоположностей // Медиа в современном мире: мат. 56-го Междунар. форума (13–14 апреля 2017 г.). Т. 1. Век информации. СПб.: Высш. шк. журн. и массовых коммуникаций, 2017. С. 223–224.

Гавра Д.П., Науменко К.А. Концепт «медиасистема» в современной теории массовых коммуникаций // Медиаскоп. 2020. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2611 (дата обращения: 12.07.2023).

Ершов Ю.М. Массмедиа и журналистское образование в Индии // Вопросы тео­рии и практики журналистики. 2023. Т. 12. № 1. С. 41–53.

Медиапотребление «цифровой молодежи» в России: моногр. / под ред. Д.В. Дунаса. М.: Фак. журн. МГУ; Изд-во Моск. ун-та, 2021.

Медиасистема России: учебник для студентов вузов / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2023.

Мейсон П. Посткапитализм: путеводитель по нашему будущему. М.: Ад Маргинем, 2016.

Отечественная теория медиа. Основные понятия: словарь / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Фак. журн. МГУ; Изд-во Моск. ун-та, 2019.

Пикетти Т. Капитал в XXI веке. М.: Ад Маргинем, 2016.

Свитич Л.Г., Смирнова О.В., Шкондин М.В. Газеты и журналы в системе городов-миллионников: социологические исследования // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2017. № 5. С. 3–29.

Свитич Л.Г., Шведова Т.И. Журналистика в цивилизационных парадигмах (на примере освещения семейных ценностей в женских глянцевых журналах) // Век информации. Медиа в современном мире. Петербургские чтения: мат. 57-го Междунар. форума. 2020. Т. 8. № 2. С. 17–28.

Смит Дж. Империализм в XXI веке. М.: Горизонталь, 2022.

Срничек Н. Капитализм платформ / пер. с англ. под науч. ред. М. Добряковой. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2020.

Шкондин М.В. Системность и организованность медиасферы: интегративные аспекты // Вопросы теории и практики журналистики. 2018. Т. 7. № 1. С. 177–186.

Щепилова Г.Г., Круглова Л.А. Видеоконтент в Интернете: особенности аудиторного потребления // Вопросы теории и практики журналистики. 2019. № 2. С. 342–354.

Büchel K., Ehrlich M. (2016) Cities and the Structure of Social Interactions: Evidence from Mobile Phone Data. CRED Research Paper No. 13. Режим доступа: https://boris.unibe.ch/143536/1/CRED%20Research%20Paper%20No.%2013.pdf (дата обращения: 12.07.2023).

Castro Herrero L., Humprecht E., Engesser S., Brüggemann M.L et al. (2017) Rethinking Hallin and Mancini Beyond the West: An Analysis of Media Systems in Central and Eastern Europe. International Journal of Communication 11: 4797–4823.

Curran J., Park M.-J. (eds.) (2000) De-Westernizing Media Studies. New York: Routledge.

Curran J., Iyengar S., Brink Lund A., Salovaara-Moring I. (2009) Media System, Public Knowledge and Democracy: A Comparative Study. European Journal of Communication 24 (1): 5–26. DOI: 10.1177/0267323108098943

De Smaele H. (1999) The Applicability of Western Media Models on the Russian Media System. European Journal of Communication 14 (2): 173–189.

Deuze M., Witschge T. (2018) Beyond Journalism: Theorizing the Transformation of Journalism. Journalism 19 (2): 165–181. DOI: 10.1177/1464884916688550

Dobek-Ostrowska B., Głowacki M., Jakubowicz K., Sükösd M. (eds.) (2010) Comparative Media Systems: European and Global Perspectives. Budapest: CEUPress. DOI: 10.1515/9786155211898

Flew T., Waisbord S. (2015) The Ongoing Significance of National Media Systems in The Context of Media Globalization. Media, Culture and Society 37 (4): 620–636.

Jamil S., Gladkova A. (2021) Ethnic Journalism: Theoretical Context. In: Gladkova A., Jamil S. (eds.) Ethnic Journalism in the Global South. Cham: Palgrave Macmillan, pp. 9–21. DOI: 10.1007/978-3-030-76163-9_2

Gladkova A., Cherevko T. (2020) Online Media in the Languages of Russian Ethnic Groups: Current State and Key Trends. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 2: 21–35.

Hallin D.C., Mancini P. (2004) Comparing Media Systems: Three Models of Media and Politics (Communication, Society and Politics). Cambridge: Cambridge University Press.

Hallin D.C., Mancini P. (eds.) (2012) Comparing Media Systems Beyond the Western World. Cambridge: Cambridge University Press. DOI: 10.1017/CBO9781139005098

Hardy J. (2008) Western Media Systems. New York: Routledge.

Hardy J. (2012) Comparing Media Systems. In: Esser F., Hanitzsch T. (eds.) Handbook of Comparative Communication Research. London: Routledge, pp. 185–206.

Nordenstreng K., Thussu D.K. (eds.) (2015) Mapping BRICS Media. New York: Routledge.

Ragnedda M. (2020) Enhancing Digital Equity: Connecting the Digital Underclass. Cham: Palgrave Macmillan. DOI: 10.1007/978-3-030-49079-9

Sparks C. (2015) How Coherent is the BRICS Grouping? In: Nordenstreng K., Thussu D.K. (eds.) Mapping BRICS Media. New York: Routledge, pp. 42–65.

Thussu D.K. (ed.) (2009) Internationalizing Media Studies. London: Routledge.

Vartanova E., Gladkova A., Dunas D. (2023) Media Representations of Social Conflicts: Identifying Theoretical Foundations for Typology. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 2: 26–45.

Waisbord S., Mellado C. (2014) De-Westernizing Communication Studies: A Reassessment. Communication Theory 24 (4): 361–372.

Дата поступления в редакцию: 03.08.2023
Дата публикации: 20.08.2023

Читать статью