Ссылка для цитирования: Вихрова О.Ю., Горлова Я.С. Информационно-психологическая безопасность в контексте евразийской интеграции: роль новых медиа // Меди@льманах. 2024. № 3 (122). С. 26−35. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2024.2635
УДК 070+004.77: 001.102+364.628(4/5)
DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2024.2635
EDN: HAAAKX
© Вихрова Ольга Юрьевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова
(г. Москва, Россия), eurasiamsu@gmail.com
© Горлова Ярослава Сергеевна
аспирантка кафедры теории и экономики СМИ факультета журналистики
МГУ имени М.В. Ломоносова
(г. Москва, Россия), jaroslava.gorlova@yandex.ru
В современной дипломатической практике отмечается параллельное существование двух конкурирующих секьюритизирующих дискурсов в сфере международной информационной безопасности, и в исследовательском поле, соответственно, выделяется два подхода к определению угроз в сфере информационной безопасности.
В отечественной практике доминирующим является двухкомпонентный дискурс «информационная безопасность», включающий информационно-техническую и информационно-психологическую компоненты. Е.С. Зиновьева (2021: 59) отмечает, что к первой группе относится прежде всего «защита критических информационных инфраструктур», ко второй — «контроль над трансграничными потоками информации, контентом, в том числе передаваемым по социальным сервисам и новым медиа».
На Западе доминирующим является дискурс «кибербезопасность», фокусирующийся прежде всего на информационно-технической составляющей. В связи с этим наиболее часто встречающимся в англоязычной академической среде является термин information security (Whitman, Herbert, 2021; Soomro, Shah, Ahmed, 2016; Huang, Rau, Salvendy, 2010). Многие авторы уделяют внимание информационным и психологическим аспектам безопасности человека и государства в условиях существования гибридных угроз (Johnson, 2018; Hoffman, 2009). Так, одна из недавних работ на эту тему (Freedman, Williams, 2023) посвящена трансформациям информационных кампаний, стратегий и эскалации кризисов в цифровую эпоху.
Современные отечественные исследования информационно-психологической безопасности (ИПБ) проводятся на стыке нескольких дисциплин: психологии (Грачев, 2000; Баришполец, 2013; Васько, 2013; Костюк, Примакин, 2018; Рерке, Бубнова, Демаков, 2022), политологии (Панарин, 1997; Крутских, 2007; Манойло, Петренко, Фролов, 2009; Кефели, Комлева, 2019; Петрищев, 2020; Зиновьева, 2021; Крылова, 2021; Выходец, 2023; Звягин, Артамонов, Мельников, 2023), медиакоммуникаций (Федорова, 2011; Тудупова, Воронин, 2021) и юриспруденции (Занина, Рыдченко, 2009; Иванов, 2012).
При этом подходы различных исследователей к определению термина «информационно-психологическая безопасность» несколько отличаются. Например, В.И. Рерке, И.С. Бубнова и В.И. Демаков (2022: 207–208) в обзоре подходов к определению термина «ИПБ» выделяют следующие направления, по которым ведутся исследования данного явления в русскоязычной академической среде: «[Информационно-психологическая безопасность] как состояние защищенности психики от негативных воздействий; [как] умение использовать собственные способности по манипулированию информацией для защиты от ее отрицательного влияния; [как] состояние личности, направленное на минимизацию последствий от информационно-психологического влияния». И далее определяют ИПБ как «состояние защищенности личности, проявляющееся в возможности определять и блокировать отрицательные информационно-психологические воздействия со стороны общества». В свою очередь, А.А. Звягин. Б.А. Артамонов и И.А. Мельников (2023: 18) указывают на то, что ИПБ — это «способность личности на основе принятого мировоззрения и убеждений ментально противодействовать на ранних стадиях информационному воздействию на человеческие переживания, связанные с положением в настоящем и перспективами на будущее, в целях защиты жизненно важных интересов личности и национальных интересов». А.В. Костюк и А.И. Примакин (2018: 227–228) полагают, что данный термин следует трактовать как «степень защищенности индивидуальной, групповой и общественной психологии от деструктивного влияния негативных информационных факторов на сознание».
Группа исследователей под руководством А.В. Манойло также отмечает, что «под ИПБ понимается состояние защищенности отдельных лиц и (или) групп лиц от негативных информационно-психологических воздействий и связанных с этим иных жизненно важных интересов личности, общества и государства в информационной сфере» (Манойло, Петренко, Фролов, 2009: 175–176).
На важность информационно-психологической безопасности в деле обеспечения национальной безопасности обращают внимание такие исследователи, как И.Н. Панарин (1997), А.В. Крутских (2003), О.Н. Федорова (2011), Г.В. Грачев (2012), Е.С. Зиновьева (2021) и другие. В их научных трудах ИПБ рассматривается в контексте защиты обеспечения национальной безопасности государств и информационной безопасности межгосударственных объединений. При этом под термином «информационная безопасность» подразумевается не только обеспечение технической безопасности информационных сетей и систем, которое в отечественной академической практике и дипломатической риторике традиционно именуется «информационно-технической составляющей ИБ», но и обширный перечень проблемных пунктов, связанных с информационно-психологической (иначе называемой «социогуманитарной» или «политико-идеологической») безопасностью.
В статье «Проблемы обеспечения ИПБ России» Г.В. Емельянов, В.Е. Лепский, А.А. Стрельцов (1999: 48–49) подчеркивают, что «защита индивидуального, группового и массового сознания граждан от противоправных информационных воздействий составляет основное содержание деятельности по обеспечению ИПБ страны». К этому мнению присоединяется и О.Н. Федорова. Обращаясь к Конституции РФ, в качестве объектов угроз ИПБ населения Г.В. Емельянов, В.Е. Лепский и А.А. Стрельцов выделяют сферы индивидуального, группового и массового сознания. При этом система обеспечения ИПБ состоит из нормативно-правового организационного, технологического и кадрового аспектов, а одной из наиболее важных проблем ее обеспечения является «совершенствование системы массовой информации, оказывающей наиболее существенное влияние на индивидуальное, групповое и массовое сознание», в том числе в связи с отсутствием «эффективных механизмов воздействия общества на СМИ в интересах защиты общественной нравственности, психического здоровья граждан, общественного спокойствия».
В последние годы в центре внимания исследователей все чаще оказываются события, в ходе которых СМИ становятся площадкой для деструктивной деятельности тех или иных акторов, а объектом негативного воздействия становится широкая аудитория, охватывающая крупные группы населения. Характеризуя нарушения в реализации интеграционной функции массмедиа, Г.В. Грачев (2012: 42) отмечает: СМИ «начинают выступать как деструктивная сила в обществе и практически утрачивают ту роль демократического института, на которую они претендуют и которую должны выполнять. Они трансформируются в информационное оружие, которое активно используется различными политическими силами в проведении информационно-психологических операций, направленных на общество, различные социальные группы, на своих сограждан».
Деструктивный контент, каналом для распространения которого могут выступать СМИ, способен представлять угрозу в том числе на национальном и наднациональном уровнях. Так, М.М. Кучерявый и Ю.В. Вовенда (2016: 25) отмечают: «Информационно-психологическое воздействие, которое реализуется через СМИ, может создать атмосферу напряженности и политической нестабильности в обществе, спровоцировать социальные, национальные, религиозные конфликты и массовые беспорядки». При этом Е.Л. Вартанова, Д.В. Дунас и А.А. Гладкова (2021: 6–7) подчеркивают, что медиа в этом контексте могут рассматриваться не только в качестве информаторов аудитории о конфликтах или площадки, формирующей среду для их зарождения, но и в качестве «полноценных соучастников, соконструкторов, соорганизаторов, даже подстрекателей».
Еще в начале XXI в. Я.Н. Засурский (2001: 19) указывал на то, что «безопасность интересов в информационной сфере стала определять содержание национальной и международной безопасности». Сегодня, в условиях интернационализации информационного поля, данный тезис приобретает особое значение. Е.С. Зиновьева (2021: 43) подчеркивает, что «в условиях всеобщего доступа к информации, широкого распространения Интернета особое значение имеет работа с общественным мнением как внутри страны, так и на международной арене. Контроль над информационным пространством выступает как инструмент „мягкой силы“, то есть способности навязывать противнику свои цели посредством воздействия на его систему ценностей, установку и восприятие».
Д. Брайант и С. Томпсон (2004: 400) в работе, посвященной воздействию СМИ на аудиторию, указывали на особый потенциал новых медиа в данных процессах: «Пользователи новых медиа являются скорее активными участниками процесса, а не просто пассивными получателями информации». За счет своей интерактивности, а также возможности формирования тематических сообществ новые медиа часто становятся платформой для продвижения деструктивного контента и организации массовых протестов. С.В. Володенков (2016: 22) отмечает, что новые коммуникационные технологии позволяют аудитории активно участвовать в обсуждении общественно-политического процесса в результате чего новые медиа создают сильнейший психологический эффект идейного единства, в первую очередь, в протестных движениях, что придает протестующим гражданам уверенность в своих силах«. Иллюстрацией к данному тезису может служить тактика организаторов протестов в Беларуси, которые активно использовали мессенджер Telegram и, по словам К.И. Нагорняка (2021: 70), «сумели объединить разрозненную по стране активность в единый информационный поток. Рассеянные в пространстве и времени акции формировались в единую непрерывную ленту, создавая для читателя эффект массовости».
Опыт современных геополитических и этнополитических конфликтов показывает, что новые медиа позволяют заинтересованным акторам расширять свое влияние на уровне мирового сообщества. Так, авторы доклада «„Цифровая“ революция в Гонконге. Роль онлайн-инструментов в массовых протестах 2019 г.» рассматривают основные принципы работы оппозиционеров и указывают на то, что протестующие старались активно «взаимодействовать» с общественным мнением в западных странах с целью обеспечить массовую поддержку со стороны Европы и США. Для этого использовались более традиционные, чем мессенджеры, социальные площадки, такие как Twitter1 и Facebook2, на которых присутствует большое число западных журналистов3.
На уровне Североатлантического альянса деятельность, нацеленная на оказание дестабилизирующего информационного влияния на население государств, не только закреплена документально, но и находит отражение в практических действиях различных институтов. В частности, в 2014 г. в Риге был создан Центр передового опыта в области стратегических коммуникаций НАТО. В числе основных видов деятельности, представленных на сайте StratCom, заявлены пропаганда военных целей и задач НАТО, информационные и психологические операции с использованием методов коммуникации4. Исследователи отмечают, что на одном из первых совещаний StratCom «была поставлена задача по дискредитации политического и военного руководства России, а также поставлена задача по распространению панических и пораженческих настроений среди населения» (Крутских, 2021: 347).
Принимая во внимание попытки США и их союзников ослабить экономику РФ путем введения санкционного режима, а также формирующиеся в этих условиях угрозы устойчивости экономик других стран ЕАЭС (в том числе путем применения «вторичных санкций»), нужно понимать, что работа по обеспечению коллективной безопасности приобретает первостепенное значение. При этом в контексте евразийской интеграции необходимо учитывать и тесную взаимосвязь между экономической и социальной безопасностью. Медиатизированные конфликты, нацеленные на дестабилизацию социально-политической обстановки в республиках и подрыв устойчивости государственных институтов, которые наблюдались в Беларуси и Казахстане в 2020–2022 гг., продемонстрировали, что страны интеграционного объединения также нуждаются в координации подходов и выработке эффективных мер с целью минимизации возможностей для применения и снижения эффективности деструктивных практик информационного воздействия на население со стороны внешних, недружественных акторов, а также по обеспечению информационно-психологической безопасности граждан.
Несмотря на сохраняющиеся между государствами цифровые разрывы, глобальная информатизация и цифровизация подавляющего большинства сфер общественной жизни, часто реализуемая без учета необходимости параллельного обеспечения в данных сферах информационной безопасности, приводят к появлению новых вызовов не только на национальном, но и на международном уровне. При этом даже с увеличением числа акторов информационного пространства и изменения их ролей в результате широкого распространения и упрощения доступа к ИКТ, государства сохраняют за собой позицию гарантов национальной безопасности в том числе и в цифровой среде. Как справедливо отмечает Е.С. Зиновьева (2021: 32), в условиях, когда «информационное пространство рассматривается как поле боя, арена межгосударственного противостояния и конфликта», «проблема международной информационной безопасности <...> не может быть обеспечена на уровне отдельных государств и требует международных ответов» (Зиновьева, 2021: 5). Актуальность данного тезиса подтверждается и его отражением в документах международных организаций. «Принимая во внимание трансграничную природу информационно-коммуникационных технологий, государства-члены признают важность международного сотрудничества в области обеспечения информационной безопасности путем активизации усилий на национальном, двустороннем и многостороннем уровнях», — гласит заявление Совета глав государств-членов ШОС о сотрудничестве в области обеспечения международной информационной безопасности5. Именно поэтому в последние годы исследователи обращают особое внимание на вопрос обеспечения ИПБ на наднациональном уровне.
Обращаясь к Стратегии коллективной безопасности ОДКБ на период до 2025 г., Р.С. Выходец (2023: 136) указывает на то, что «документ на официальном уровне закрепил за информационно-психологическим воздействием статус одного из элементов современного силового противоборства в пространстве международных отношений». Действительно, текст документа гласит, что к числу вызовов и угроз коллективной безопасности ОДКБ, помимо прочих, относятся «достижение в ряде случаев политических и экономических целей с использованием силы, в том числе экономического и информационного давления», а также применение технологий гибридных войн, «осуществление деструктивного идеологического и психологического воздействия на население государств — членов ОДКБ через электронные информационные сети и медиаресурсы» и «использование ИКТ в целях оказания деструктивного воздействия на общественно-политическую и социально-экономическую обстановку, а также манипулирования общественным сознанием в государствах — членах ОДКБ»6. Е.С. Зиновьева (2021: 116) подчеркивает, что в связи с различиями в подходах к обеспечению информационной безопасности в странах СНГ и тем, что реализация сотрудничества осуществляется «на разных скоростях», центр тяжести переносится на уровень ОДКБ.
Что касается Союзного государства (далее − СГ), то по результатам 67-го заседания постоянно действующего семинара при парламентском собрании Союза Беларуси и России «Состояние и основные направления развития информационной безопасности Союзного государства в условиях современных вызовов и угроз», одной из целей которого являлось согласование и гармонизация научных и практических подходов к проблемам обеспечения международной, региональной и национальной информационной безопасности, были сформулированы рекомендации по повышению конкурентоспособности национальных и общесоюзных СМИ, оперативному противодействию негативному информационному воздействию на органы власти и население государств-участников со стороны недружественных стран и некоторых национальных и националистических средств массовой информации, противодействию информационной экспансии зарубежных стран7.
Предложения, касающиеся деятельности и регулирования национальных и зарубежных новых медиа, действующих на территории России и Беларуси (Вихрова, 2022: 184–190), нашли отражение в пунктах, касающихся вопросов ИПБ населения в Концепции информационной безопасности Союзного государства, утвержденной 1 марта 2023 г.
В документе зафиксированы такие угрозы информационной безопасности объединения, как: распространение недостоверной и противоправной информации, «активное информационное воздействие, направленное на разрушение национальной самобытности, культурных и традиционных духовно-нравственных ценностей народов России и Беларуси, искажение исторической правды, дискредитацию традиционных нравственных, семейных ценностей и ориентиров» (п. 12); введение со стороны транснациональных корпораций цензуры и блокировки альтернативных интернет-платформ, навязывание пользователям Интернета «искаженного взгляда на исторические факты, процессы и события, происходящие в Российской Федерации, Республике Беларусь и других странах» (п. 13)8.
В число целей и задач обеспечения информационной безопасности СГ в документ были включены положения о противодействии распространению противоправной информации в едином информационном пространстве (п. IV, к); «доведении до российских и белорусских граждан, а также международной общественности достоверной информации о внутренней и внешней политике государств-участников» (п. IV, н) и развитие СМИ СГ и, кроме того, пункт о создании собственных медиаплатформ, ресурсов и онлайн-сервисов сети Интернет для «популяризации их использования российскими и белорусскими гражданами и сокращения объемов пользования аналогичными зарубежными ресурсами и сервисами» (п. IV, р)9.
Это прямо указывает на единство подходов к определению ИБ государствами-партнерами и включение в данное понятие в контексте защиты интересов населения государств информационно-психологической компоненты, что в практическом смысле выражается в совместной работе государств по продвижению актуальной повестки в медиапространстве. Так, уже в конце января 2024 г. были сделаны первые практические шаги к достижению указанных целей. В ходе заседания Высшего Госсовета в Стрельне главами государств В.В. Путиным и А.Г. Лукашенко было подписано постановление о создании Медиахолдинга СГ, в состав которого войдут газеты «Союзное Вече», «Союз. Беларусь—Россия», журнал «Союзное государство», а также телерадиовещательная организация Союзного государства10.
В настоящее время в наднациональных документах, регулирующих правовое поле ЕАЭС, внимание уделяется только информационно-технологической составляющей информационной безопасности, что отражено, например, в статье 23 «Информационное взаимодействие в рамках Союза» Договора о ЕАЭС. Данная статья посвящена информатизации, технологической составляющей обеспечения межгосударственных информационных процессов, а также охране интеллектуальной собственности в условиях использования ИКТ и программного обеспечения11. В 2019 г. коллегия ЕЭК разработала стандарты и рекомендации в области информационной безопасности для государств-членов ЕАЭС, которые главным образом относятся к сфере кибербезопасности12. Актуальный сайт ЕЭК также содержит данные о том, что обеспечение информационной безопасности объединения входит в сферу ответственности профильного департамента комиссии; работа департамента в этом сегменте направлена на комплексную защиту информации при создании и функционировании интегрированной системы, организацию юридически значимого межгосударственного электронного документооборота, обеспечение информационной безопасности и защиту информации, обрабатываемой в информационных системах и информационных ресурсах комиссии13.
Несмотря на усиление в мире геополитической напряженности и обострение торгово-экономического противостояния между государствами, что требует понимания важности евразийской интеграции для стран-участниц объединений, наднациональная правовая база, призванная обеспечить информационно-психологическую безопасность путем создания общей защиты граждан от внешних информационно-психологических угроз, в настоящее время отсутствует. В то же время на фоне продолжающейся работы по расширению доступа населения к Интернету и цифровым платформам растет число действующих и потенциальных пользователей новых медиа. По состоянию на 2024 г. национальные законодательства, регулирующие деятельность СМИ, неравномерно, но актуализируются в соответствии с существующими тенденциями развития медиасферы, что может свидетельствовать о том, что вопросы обеспечения ИПБ находятся в фокусе внимания отдельных стран, но недостаточно учитываются при формировании общей политики межгосударственного объединения.
1 Заблокирована на территории РФ по решению Роскомнадзора.
2 Принадлежит компании Meta Platforms, признанной экстремистской организацией и запрещенной в РФ.
3 Аналитический доклад «Цифровая» революция в Гонконге: роль онлайн-инструментов в массовых протестах 2019 г. Режим доступа: https://csef.ru/storage/articles/8979/11469.pdf (дата обращения: 29.03.2024).
4 About Strategic Communications. NATO Strategic Communications Centre of Excellence. Режим доступа: https://stratcomcoe.org/about_us/about-strategic-communications/1 (дата обращения: 29.03.2024).
5 Режим доступа: https://sco-russia2020.ru/images/108/46/1084605.pdf (дата обращения: 29.03.2024).
6 Режим доступа: https://odkb-csto.org/documents/statements/strategiya_kollektivnoy_bezopasnosti_organizatsii_dogovora_o_kollektivnoy_bezopasnosti_na_period_do_/#loaded (дата обращения: 29.03.2024).
7 Состояние и основные направления развития информационной безопасности Союзного государства в условиях современных вызовов и угроз. Режим доступа: https://belrus.ru/info/sostoyanie-i-osnovnye-napravleniya-razvitiya-informacionnoj-bezopasnosti-soyuznogo-gosudarstva-v-usloviyax-sovremennyx-vyzovov-i-ugroz/ (дата обращения: 29.03.2024).
8 Постановление Высшего Государственного Совета Союзного государства Беларуси и России от 22 февраля 2023 г. № 1 «О Концепции информационной безопасности Союзного государства». Режим доступа: https://base.garant.ru/407406480/(дата обращения: 29.03.2024).
9 Там же.
10 Постановление от 29 января 2024 г. № 3 «О создании Медиакомпании Союзного государства». Режим доступа: https://soyuz.by/projects/dekrety-vysshego-gosudarstvennogo-soveta-soyuznogo-gosudarstva/postanovlenie-ot-29-yanvarya-2024-g-3-o-sozdanii-mediakompanii-soyuznogo-gosudarstva (дата обращения: 29.03.2024).
11 Статья 23. Информационное взаимодействие в рамках Союза. Договор о Евразийском экономическом союзе (подписан в г. Астане 29.05.2014) (ред. от 25.05.2023). Режим доступа: https://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_163855/40af998d5cbff4ba24989d6d52c3ca5b79de3738/ (дата обращения: 29.03.2024).
12 Рекомендация Коллегии ЕЭК от 12.03.2019 № 9 «О перечне стандартов и рекомендаций в области информационной безопасности, применяемых в рамках реализации цифровой повестки Евразийского экономического союза». Режим доступа: https://www.alta.ru/tamdoc/19rk0009/ (дата обращения: 29.03.2024).
13 Департамент информационных технологий ЕЭК. Режим доступа: https://eec.eaeunion.org/comission/department/inftech/ (дата обращения: 29.03.2024).
Баришполец В.А. Информационно-психологическая безопасность: основные положения // РЭНСИТ. 2013. № 2. С. 62–104.
Брайант Д., Томпсон С. Основы воздействия СМИ / пер. с англ. М.: ИД «Вильямс», 2004.
Вартанова Е.Л., Дунас Д.В., Гладкова А.А. Медиа и конфликты: исследование взаимовлияния в актуальном академическом дискурсе // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2021. № 4. С. 3–32. DOI: 10.30547/vestnik.journ.4.2021.332
Васько Т.П. Информационно-психологическая безопасность личности: уровневая модель // Вестн. КазНУ. Сер. психологии и социологии. 2013. № 1 (44). С. 33–42.
Вихрова О.Ю. Гармонизация законодательства в сфере СМИ как фактор обеспечения информационной безопасности Союзного государства // Состояние и основные направления развития информационной безопасности Союзного государства в условиях современных вызовов и угроз: материалы постоянно действующего семинара при Парламентском Собрании Союза Беларуси и России (Заседание шестьдесят седьмое, 27–28 апреля 2022 года, г. Минск) / под ред. С.Г. Стрельченко. М.: Секретариат Парламентского Собрания Союза Беларуси и России, 2022. С. 184–190.
Володенков С.В. Особенности и возможности применения технологий интернет-пропаганды в политическом управлении // PolitBook. 2016. № 4. С. 15–30.
Выходец Р.С. Формирование системы информационно-психологической безопасности Организации Договора о коллективной безопасности // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. 2023. № 2 (44). С. 132–142.
Грачев Г.В. Информационно-психологическая безопасность личности: Теория и технология психологической защиты: дис. ... д-ра психол. наук. М., 2000.
Грачев Г.В. Личность и общество. Информационно-психологическая безопасность и психологическая защита. М.: Пер Сэ, 2012.
Емельянов Г.В., Лепский В.Е., Стрельцов А.А. Проблемы обеспечения информационно-психологической безопасности России // Информационное общество. 1999. № 3. С. 47–51.
Занина Т.М., Рыдченко К.Д. Понятие, сущность и содержание информационно-психологической безопасности // Административное право и процесс. 2009. № 4. С. 28–29.
Засурский Я.Н. Информационная безопасность России и средства массовой информации // Информационное общество. 2001. № 4. С. 19–23.
Звягин А.А., Артамонов, Б.А., Мельников И.А. Россия в гибридной войне. Информационно-психологическая безопасность. М.: ИНФРА-М, 2024.
Зиновьева Е.С. Международная информационная безопасность. Проблемы многостороннего и двустороннего сотрудничества. М.: МГИМО—Университет, 2021.
Иванов С.В. Теоретико-правовой анализ понятия «информационно-психологическая безопасность личности» // Вестн. Акад. права и управления. 2012. № 26. С. 130–135.
Кефели И.Ф., Комлева Н.А. К вопросу о роли информационно-идеологической безопасности в контрстратегии гибридной войны на Евразийском пространстве // Евразийская интеграция: экономика, право, политика. 2019. № 1 (27). С. 54–60.
Костюк А.В., Примакин А.И. Информационно-психологическая безопасность личности: проблемы и подходы // Вестн. СПб. ун-та МВД России. 2018. № 3 (79). С. 227–230.
Крутских А.В. Дипломатия и информационно-коммуникационная революция // Международная жизнь. 2003. № 7. С. 111–112.
Крутских А.В. К политико-правовым основаниям глобальной информационной безопасности // Международные процессы. 2007. Т. 5. № 1. С. 28–37.
Крылова И.А. Информационно-психологические войны как фактор дезинтеграционных процессов в современном мире // Большая Евразия: развитие, безопасность, сотрудничество. 2021. № 4–1. С. 106–110.
Кучерявый М.М., Вовенда Ю.В. Региональная информационная безопасность в рамках евразийской интеграции // Управленческое консультирование. 2016. № 7. С. 19–26.
Манойло А.В., Петренко А.И., Фролов Д.Б. Государственная информационная политика в условиях информационно-психологической войны. М.: Горячая линия—Телеком, 2009.
Международная информационная безопасность. Теория и практика: в 3 т. Т. 1: учеб. для вузов / под ред. А.В. Крутских. М.: Аспект Пресс, 2021.
Нагорняк К.И. Активность оппозиционных Telegram-каналов и поведенческий фактор пользователей Google как метод исследования протестов в Белоруссии 2020 года // Вестн. РУДН. Сер.: Политология. 2021. № 1. С. 60–77. DOI: 10.22363/2313-1438-2021-23-1-60-77
Панарин И.Н. Информационно-психологическое обеспечение национальной безопасности России: дис. ... д-ра полит. наук. М., 1997.
Петрищев Е.В. Информационно-психологическое противоборство в контексте региональной безопасности постсоветского пространства: содержание и основные этапы // Изв. Юго-Западного гос. ун-та. Сер.: История и право. 2020. Т. 10. № 1. С. 99–107.
Рерке В.И., Бубнова И.С., Демаков В.И. Информационно-психологическая безопасность как научно-исследовательская дефиниция // Научно-педагогическое обозрение. 2022. № 5 (45). С. 202–211. DOI: 10 23951/2307-6127-2022-5-202-211
Тудупова Т.Ц., Воронин А.Ю. Отношение студенческой молодежи к материалам СМИ в контексте информационно-психологической безопасности личности // Мир науки. Педагогика и психология. 2021. № 6. Режим доступа: https://mir-nauki.com/PDF/14PSMN621.pdf (дата обращения: 20.04.24).
Федорова О.Н. Информационно-психологическая безопасность личности в информационном обществе // Вестн. ИШ ДВФУ. 2011. № 2 (7). С. 21–34.
Freedman L., Williams H. (2023) Changing the Narrative: Information Campaigns, Strategy and Crisis Escalation in the Digital Age. New York: Routledge.
Hoffman F. G. (2009) Hybrid threats: Reconceptualizing the Evolving Character of Modern Conflict. Vol. 220. Washington, DC: Institute for National Strategic Studies, National Defense University.
Huang D.L., Rau P.L.P., Salvendy G. (2010) Perception of Information Security. Behaviour & Information Technology 29 (3): 221–232.
Johnson R. (2018) Hybrid War and Its Countermeasures: A Critique of the Literature. Small Wars & Insurgencies 29 (1): 141–163.
Soomro Z.A., Shah M.H., Ahmed J. (2016) Information Security Management Needs More Holistic Approach: A Literature Review. International Journal of Information Management 36 (2): 215–225.
Whitman M., Herbert J.M. (2021) Principles of Information Security. USA: Cengage Learning.
Дата поступления в редакцию: 17.05.2024
Дата публикации: 20.06.2024
