Ссылка для цитирования: Гутнов Д.А. Константин Дмитриевич Ушинский и Московский университет // Меди@льманах. 2025. № 3 (128). С. 22−27. DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2025.2227
УДК 371-051 Ушинский: 378.4МГУ
DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2025.2227
EDN: IRZIWS
© Гутнов Дмитрий Алексеевич
доктор исторических наук, профессор кафедры истории и правового регулирования отечественных СМИ факультета журналистики
МГУ имени М.В. Ломоносова
(г. Москва, Россия), gutnov@yandex.ru
Константин Дмитриевич Ушинский (1823–1871) — основоположник русской педагогической науки и народной школы России, гуманист, патриот, протестовавший против чрезмерного заимствования иностранных практик в отечественном воспитании и образовании, «учитель русских учителей», настаивал на системе воспитания, способной прививать человеку качества, составляющие «лицо и душу русского народа» (Агамирзян, 2011: 137).
К.Д. Ушинский родился в Туле, в семье мелкопоместного дворянина украинского происхождения. Затем семья перебралась на Украину в имение отца. Там же Ушинский получил среднее образование. Он окончил Новгород-Северскую мужскую гимназию (Черниговская губерния), после чего приехал в Москву и поступил на юридический факультет Московского университета (1840 г.). Вопрос, почему Ушинский выбрал именно юридический факультет, остается по сей день открытым. Автор одного из последних исследований жизни и деятельности Ушинского В.И. Пефтиев полагает, что здесь мог сказаться пример директора гимназии И.Ф. Тимковского — выпускника юридического факультета. Отметим, что Тимковский был одним из первых студентов, оставившим о годах учебы в Московском университете очень ценные воспоминания. Возможно, и отец Ушинского, ставший судьей, был за то, чтобы сын закончил этот факультет. Диплом юриста открывал дорогу для службы в государственных учреждениях (Пефтиев, 2006: 21). А на вопрос о том, почему местом учебы стала Москва, К.Д. Ушинский отвечал сам вполне определенно: «Какое-то неизъяснимое очарование скрывалось для нас в слове „Москва“» (Об окончании Московского университета, 1952: 250).
Старейший университет России в 1840 гг. сочетал в себе противоречивые тенденции. С одной стороны, возглавлявший страну император Николай I крайне подозрительно относился к любому проявлению самостоятельности и свободомыслия, в том числе в отношении университетского самоуправления. Университетские «академические вольности» были существенно ограничены принятым в 1835 г. университетским уставом. Профессора университета были объявлены не только членами университетской корпорации, но и чиновниками Министерства народного просвещения, подчиняющимися присяге и государственной дисциплине. Их (как, впрочем, и студентов) переодели из партикулярного платья в мундиры гражданской службы, в которых только и должно было появляться в стенах университета. Сами же порядки в университете были тщательно регламентированы и за их неукоснительным исполнением неусыпно следила университетская инспекция.
С другой стороны, как писал известный российский историк К.Н. Бестужев-Рюмин, в 1840 гг. «Московский университет гремел... по всей России. Он поднялся на такую высоту, что давал тон всей умственной жизни русского общества: во всех концах России были его ученики, разносившие далеко о нем славу. Московский университет был общим чаянием почти всего, что было мыслящего в России, верховным ареопагом в деле науки; он блистал плеядой талантов в разных родах и разных направлениях: Соловьев и Шевырев, Катков и Редкин, Грановский и Крылов, Кавелин и Морошкин, Кудрявцев и Чивилев, — что может быть противоположнее по таланту и направлению, по складу ума и характера? Над всем этим разнообразием умов, характеров и даже направлений подымалось одно общее свойство — дух высокой нравственности» (цит. по: Шмурло, 1899: 32).
Среди перечисленных выше имен сам Ушинский выделял П.Г. Редкина (1808–1891) и Т.Н. Грановского (1813–1855). Грановский привлекал студентов увлекательным изложением древней и средневековой европейской истории, в котором на многочисленных примерах из истории Древнего Рима, Древней Греции и средневековой Европы он как бы рассуждал о возможной будущности развития своей страны — России. Такой подход, сочетавший отстраненность от современных проблем развития общества с попыткой дать ответ на самые животрепещущие запросы молодежной аудитории, имел необычайный успех у слушателей — лекции Грановского стали классикой жанра и вошли в историю Московского университета (Грановский, 1971: 11).
Другим видным представителем философского направления в праве был профессор Редкин, читавший курс энциклопедии законоведения и государственного права. Он увлекал слушателей эрудицией и идеалами английской демократии, лекции читал с «ораторским воодушевлением», обильно сдабривая речь полтавским акцентом и варваризмами. Ради возможности посещать его выступления, студенты переходили с других факультетов на юридический. Лекции нередко заканчивались импровизированным воззванием, вроде: «Придите, сыны света и свободы, в область свободы!», после чего, в восторженном исступлении, слушатели срывались с мест, следовали продолжительные овации. Подобные проявления чувств были категорически запрещены и жестко карались администрацией университета, вплоть до отчисления. Правда, на семестровых аттестациях оратор утрачивал свое великолепие и напрочь забывал о демократических началах, становился педантичным, его экзамены отличались формализмом в сочетании с излишней придирчивостью (Шимановский, 1890: 43).
Грановский и Редкин очень удачно дополняли друг друга. Первый, отличавшийся большим мастерством чтения, воздействовал преимущественно на чувства слушателей, вызывая в них живой интерес к истории. Второй увлекал слушателей обширностью и глубиною эрудиции, неумолимою логикой. Слушание его лекций вызывало усиленную работу мысли. Помимо этих двух лекторов известную популярность в студенческой среде Московского университета имели также лекции профессоров А.И. Чивилева, официально возглавлявшего кафедру статистики, но преподававшего политическую экономию, и лекции профессора Н.И. Крылова (на тот момент декана юридического факультета) — по римскому праву.
Вот как выглядел юный Ушинский в первый год пребывания в Московском университете, по воспоминаниям его ближайшего друга и однокашника Ю.С. Рехневского: «Весьма молодой человек, почти мальчик, с выразительными глазами, с умным, чрезвычайно симпатичным лицом, с чуть заметным малороссийским акцентом» (Рехневский, 1952: 405).
Наибольшее влияние на Ушинского в университете оказал П.Г. Редкин. Во-первых, как и Ушинский, он был украинец, почти земляк (Редкин родился в г. Ровно Полтавской губернии). Образование получил в гимназии высших наук в г. Нежине (с 1832 г. — Лицей князя Безбородко). Во-вторых, Редкин учился вместе с кумирами Ушинского — Н.В. Гоголем (в Нежине) и Н.И. Пироговым (в профессорском институте в Дерпте). В 1849 г. П.Г. Редкин и К.Д. Ушинский оказались за бортом высшей школы и на время — чиновниками в Петербурге. В начале 1860 гг. Редкин занял должность профессора Петербургского университета. Первый экземпляр первого тома труда К.Д. Ушинского «Человек как предмет воспитания» (1868) был преподнесен автором именно П.Г. Редкину (Рехневский, 1952: 412).
Молодой человек с интересом посещал лекции, легко усваивал излагавшийся в них учебный материал, обсуждал услышанное с сокурсниками. Часто содержание лекции делалось предметом оживленной дискуссии непосредственно после ее окончания в аудитории. Инициатором такой беседы подчас являлся сам Ушинский. Возражения лектору он иногда заносил в свой дневник, который вел в первый год по окончании университета, готовясь к экзамену на магистра. Обсуждения продолжались и в студенческих кружках в общежитии на третьем этаже Старого здания университета. Чаще всего местом споров становились находившиеся недалеко от университетского дома трактиры «Великобритания» (напротив входа в Манеж) и «Пески», служившие подобием студенческих клубов1. Там также случались жаркие дискуссии (нередко переходившие в потасовки) на политические, философские, литературные, исторические и прочие темы, и именно там зарождалось общественное, историко-литературное движение московского студенчества.
По воспоминаниям сокурсников, студент Ушинский производил на своих современников сильное впечатление стремлением к знаниям и незаурядными талантами: «Ушинский уже в то время поражал всех нас своими необыкновенными способностями, — сообщает знавший Ушинского в университете И.В. Павлов. — Имея не более 16 лет от роду, получив довольно посредственное первоначальное образование, какое только и можно было получить в наших провинциальных гимназиях 1830 гг.2, плохо зная в то время иностранные языки, он, однако, с необыкновенной легкостью и быстротой усваивал самые трудные философские и юридические теории, относясь к ним всегда критически <...> он совсем не готовился к университетским экзаменам, и ему достаточно было в течение года прослушать любой университетский курс, чтобы в мае месяце сдать переходной экзамен» (Из переписки об Ушинском, 1952: 277).
Часто его меткие афоризмы и замечания обо всем, что было слушано им на лекциях и вообще волновало учащуюся молодежь, облетали весь университет. Один из наиболее авторитетных биографов Ушинского В.Я. Струминский на основе документальных свидетельств и воспоминаний показал, как студент Ушинский критиковал профессора С.П. Шевырева, читавшего курс русской словесности, из-за неуместной и даже невыносимой аффектации во время лекций. Также недолюбливал Ушинский и манеру изложения материала профессора уголовного права С.И. Баршева (Струминский, 1960: 56). Нередко суждения молодого студента резко отличались от мнения большинства его сокурсников. Так, в противоположность весьма распространенному в то время преклонению перед Наполеоном Бонапартом и Вольтером, Ушинский не стеснялся порицать того и другого. Наполеона он критиковал за его посягательство на политическую свободу, Вольтера же — за его вторжение в область свободы совести. Такое воззрение на этих двух великих исторических деятелей Ушинский сохранил в течение всей своей жизни (Песковский, 1893: 68).
Месяцы летних вакаций Ушинский предпочитал проводить на родине, в деревне. Как сообщает В.И. Пефтиев, «к концу академического года, он, обыкновенно бледный и худой, отправлялся с земляками на Родину, в Малороссию, которую страстно любил. Обычно он и его товарищи совершали „путешествие на долгих“: в Брянске покупали лодку и спускались по Десне до Новгорода-Северского. В деревне он меньше занимался, писал стихи, много гулял, удил рыбу и приезжал к сентябрю в Москву румяный, полный сил» (Пефтиев, 2006: 20).
Другой стороной жизни Ушинского в Московском университете была постоянная борьба с нуждой. Его родители были небогаты и поэтому не могли присылать сыну в Москву достаточного содержания из дома. Хотя при этом Ушинский нанимал квартиру, причем имел в своем распоряжении человека для услуг (Ивана), предоставленного в его распоряжение отцом (Струминский, 1960: 55). Поступал он в университет как казеннокоштный студент. Это давало ему определенное содержание за счет государства, однако денег на все не хватало. Кстати, тот же Рехневский сообщает, что, возвращаясь по осени с каникул, Ушинский, как и его друзья, привозили с собой большие мешки малороссийского сала, «которое служило <...> важным подспорьем во время частых финансовых кризисов» (Рехневский, 1952: 409). Традиционным решением подобных проблем для студентов, были частные уроки и репетиторство. Получаемые за счет этого деньги позволяли ему как-то существовать и даже ходить в театр.
Театр в 1840 гг. был повсеместным увлечением не только молодежи, но и вообще довольно большого числа людей. Благо в это время русский театр переживал времена своего расцвета. В Москве блистали такие корифеи русской сцены, как П.С. Мочалов и М.С. Щепкин. Увлечение молодого Ушинского их игрою не ограничивалось только одним созерцанием. Так, специально для бенефиса Мочалова, он написал шестиактную трагедию. Более того, явившись к Мочалову, Ушинский прочитал ему несколько действий из своей трагедии. Но тот не признал в ней никаких достоинств, и это ненадолго охладило пыл молодого человека к Мельпомене. Ушинский прервал свои попытки в области сочинения пьес и, как утверждают его биографы, даже уничтожил свой опус, не понравившийся Мочалову.
В 1844 г., он блестяще окончил университет вторым кандидатом прав. В аттестате, подписанном 3 июня 1844 г., из пятнадцати оценок по предметам курса против четырнадцати стоит оценка «отлично», и лишь по одному — уголовному праву — «хорошо»3. До революции звание кандидата наук было почетным званием, обозначавшим высшую оценку знаний окончившего полный университетский курс студента. Как правило, в отличие от прочих выпускников, получавших звание «действительного студента», кандидаты рекомендовались Попечителю учебного округа сразу для определения на службу в Министерство народного образования, тогда как действительные студенты должны были три года отработать в различных губернских присутственных местах и только после того получали право искать работу в центральных органах власти. В 1844 г. «по рейтингу» первым кандидатом был В.А. Черкасский. Однако В.А. Черкасский представил в Совет заявление, что желает «продолжать науки для достижения магистерской степени», в силу чего постановлением Совета Московского университета от 1 сентября 1844 г. на юридическом факультете отличнейшим кандидатом был объявлен K.Д. Ушинский4. Этим объясняется, что к началу нового учебного года оба кандидата должны были явиться в университет. Черкасский — чтобы готовиться к магистерскому экзамену, Ушинский — чтобы выжидать очередного назначения.
Дальнейшая государственная служба, научная и педагогическая деятельность К.Д. Ушинского проходили вне стен Московского университета. Однако Московский университет бережно хранит память о своем выдающемся питомце. В 1974 г. в ознаменование 150-летия со дня рождения Константина Дмитриевича Ушинского и 130-летия со дня окончания им Московского университета на фасаде Аудиторного корпуса (факультета журналистики МГУ) была установлена мемориальная доска в память о годах, которые он провел в альма-матер.
По словам автора одного из последних исследований об Ушинском, Московский университет «стал местом пробуждения К.Д. Ушинского как ученого с ярко выраженной христианской позицией, с беспредельной верой в науку, духовные силы которого были направлены на служение будущим поколениям, отчизне» (Бражник, 2023: 56).
1 В дневнике Ушинского за следующий после окончания университета год имеется запись, в какие часы его можно встретить в библиотеке и в трактире «Великобритания». Из этого можно предположить, что он придерживался порядка, установившегося еще в студенческие годы. Прислуга трактира знала университетские обычаи, в трактире всегда висело расписание лекций, и в определенные часы, согласно расписанию, студентам давали знать о начале лекций того или другого из профессоров. Когда в «Великобритании» не оказывалось никого из студентов, это было знаком того, что идут лекции кого-либо из наиболее популярных профессоров (см. подр.: Федорова, 2018).
2 К.Д. Ушинский действительно показал весьма скромные успехи в среднем образовании. Гимназическое руководство характеризовало Ушинского, как «ученика с хорошим поведением, с превосходными дарованиями, однако с посредственным старанием к приобретению знаний» (см.: Об окончании К.Д. Ушинским Новгород-Северской гимназии, 1952: 245).
3 Отчет о состоянии и действиях Императорского Московского университета за 1843/1844 академический и 1844 гражданский годы. М.: ИМУ, 1845. C. 287.
4 Там же. С. 256.
Агамирзян Н.В. Знаменитые педагоги в истории московских улиц // Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук. 2011. № 5. С. 137–142.
Бражник Е.А. Академическая культура Императорского Московского университета в период обучения в нем студента Константина Дмитриевича Ушинского // Междунар. журнал исследований культуры. 2023. № 4 (53). С. 47–56. DOI: 10.52173/2079-1100_2023_4_47
Грановский Т.Н. Лекции по истории позднего средневековья / cост. С.А. Асиновская. М.: Наука, 1971.
Из переписки об Ушинском (отрывки из писем И.В. Павлова к Ап. Ив. Малышеву) // Ушинский К.Д. Собр. соч.: в 11 т. Т. 11: Мат. биограф. и библиограф. М.-Л.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1952. C. 274–278.
Об окончании Московского университета // Ушинский К.Д. Собр. соч.: в 11 т. Т. 11: Мат. биограф. и библиограф. М.-Л.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1952. C. 250–252.
Об окончании К.Д. Ушинским Новгород-Северской гимназии. Увольнительное свидетельство // Ушинский К.Д. Собр. соч.: в 11 т. Т. 11: Мат. биограф. и библиограф. М.-Л.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1952. C. 245–247.
Песковский М.Л. Константин Дмитриевич Ушинский, его жизнь и педагогическая деятельность. СПб.: Тип. Ю.Н. Эрлих, 1893.
Пефтиев В.И. К.Д. Ушинский — российский энциклопедист XIX века. Ярославль: ЯрГПУ, 2006.
Рехневский Ю.С. Константин Дмитриевич Ушинский (некролог) // Ушинский К.Д. Собр. соч.: в 11 т. Т. 11: Мат. биограф. и библиограф. М.-Л.: Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1952. C. 402–429.
Струминский В.Я. Очерки жизни и педагогической деятельности К.Д. Ушинского (биография). М.: Учпедгиз, 1960.
Федорова О. Дневники К.Д. Ушинского // Аврора. 2018. № 5. С. 161–174.
Шимановский М.В. Петр Григорьевич Редкин (биографический очерк). Одесса: Тип. «Одесского листка», 1890.
Шмурло Е.Ф. Очерк жизни и научной деятельности К.Н. Бестужева-Рюмина. Юрьев: Тип. К. Маттисена, 1899.
Дата поступления в редакцию: 15.05.2025
Дата публикации: 20.06.2025
