Ссылка для цитирования: Сабова А.Д. Французская массовая пресса в 1881–1914 гг.: развитие традиций фельетона и репортажа // МедиаАльманах. 2019. № 2. С. 123−133.
DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2019.123133
© Сабова Анна Дмитриевна
аспирантка кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики
МГУ имени М.В. Ломоносова,
редактор RT France
(г. Москва, Россия), annas89@mail.ru
Появление репортажа − поворотный момент в истории французской прессы. Этот жанр, с одной стороны, опирающийся на традиции массовой газеты XIX в., а с другой − заимствующий новые методы у англоязычных изданий, возникает в 1870−1880 гг., когда газета, благодаря доступной цене, уже достаточно расширила круг своих читателей, чтобы стать массовой. Преимущественно в этом ракурсе французскую прессу данного периода, в частности роль создателей газет «большой четверки» в формировании «редакционной и экономической модели французской массовой газеты» (Захарова, 2013: 74) и изобретении новых методов борьбы за читателя, рассматривают отечественные исследователи (Аникеев, Захарова, Шарончикова, 2012; Захарова, 2013; Аникеев, 1999). Французские исследователи связывают этот период прежде всего с переосмыслением литературных традиций французской прессы XIX в. в рамках новых для нее форм, которые обусловливают ее отличие от англоязычной прессы (Thérenty, 2006; Kalifa, 1995; Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011; Martin, 2013; Boucharenc, 2004). Таким образом, акцент сделан либо на системно-структурном аспекте развития массовой газеты Франции (к примеру, редакционные механизмы функционирования массовой газеты и связанной с ней рекламно-тиражной спирали), либо исключительно на закономерностях развития отдельных форм журналистского текста в изоляции от формирования нового типа газеты. Интересной задачей представляется изучение такого нового журналистского жанра, как репортаж, в свете формирования нового типа массовой газеты, успех которой долгое время опирался в основном на фельетон (как критический, нравоописательный и т.п., так и в форме романа с продолжением) и сообщения о происшествиях.
«Природа» интересующих нас текстов («серийный» и продолжительный характер публикации, нацеленность на развлекательность, в большинстве случаев − стремление расширить кругозор читателя, обычно не обладающего политической, культурной и исторической подготовкой) говорит об их направленности на массовую аудиторию. Поэтому эмпирическая база исследования включает в себя примеры фельетонов, сообщений о происшествиях, репортажей из массовых газет, то есть предназначенных для крайне широкого круга читателей и обладавших большим тиражом. Среди них − газета La Presse и издания «большой четверки» Le Petit Journal, Le Petit Parisien, Le Matin, Le Journal. В отдельных случаях приводятся примеры из газет L’Echo de Paris, Le Figaro.
Методология исследования основана на сравнительном подходе к изучению журналистских текстов периода, когда роман-фельетон, оказавший влияние на литературную обстановку, а также на качественную и массовую прессу во Франции XIX в., уступает место новым жанрам − репортажу и интервью. Поскольку нас будут интересовать закономерности развития массовых газет XIX и начала XX вв., необходимо опереться на историко-генетический метод. Задача данной статьи заключается в том, чтобы, сопоставив фельетоны и сообщения о происшествиях на первых этапах формирования массовой газеты и выявив их жанровые особенности, проследить их влияние на репортажи последних десятилетий XIX и начала ХХ в.
Называя главной чертой французской массовой газеты нацеленность «на широкую аудиторию (часто − миллионную), не имеющую высокого образовательного уровня» (Захарова, 2013: 6), отечественные исследователи выделяют два вида текстов как наиболее важные в борьбе за читателя: фельетон и публикации в рубрике «Происшествия». Фельетон принадлежит медиапространству, сложившемуся во Франции после революционных потрясений 1789–1799 гг. Именно он отражает возросший интерес к журналистским текстам, не ограниченным политической повесткой дня: один из самых ранних образцов жанра, появившийся 11 февраля 1800 г. в газете Journal des Débats politiques et littéraires, посвящен «страсти к театру, которая уже давно поглощает публику» (Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011: 925). «Разговорная» интонация фельетона сохранила черты дореволюционной, светской риторики XVIII в., в измененном виде возрождая традиции салонной беседы на разные темы − от последних новостей литературного мира до музыки, живописи и науки. Представление о фельетонном повествовании как о размывающем рамки хроники культурной, научной или политической жизни подчеркнет и Оноре де Бальзак в «Монографии о парижской прессе»: «Нынче во Франции нет вещи, которая не могла бы стать предметом фельетона. Наука и мода, артезианские колодцы и ажурный гипюр − все имеет газетную трибуну»1. Эта открытость тем широкому кругу и легкость их восприятия, не требующая особой подготовки, переходят в массовую газету.
Постепенно в тематике фельетонов начинает прослеживаться разделение на два крупных направления. Первое вполне можно назвать предшественником репортажа: главное здесь − не красноречие журналиста, а умение достоверно описать происходящее. Его примеры находим уже в прессе первой половины XIX в.: журналист Gazette de France Этьен Жуи в программной статье издания обещает публиковать фельетон-«бюллетень о нравах Парижа», описывая свой метод так: «Я иду, я возвращаюсь, я смотрю, я слушаю и вечером записываю все то, что я увидел и услышал за день»2. В 1833–1834 гг. газета L’Impartial публикует в виде фельетона зарисовки «парижских нравов», «политических нравов», «военных нравов и обычаев», «колониальных нравов»3.
Второе тематическое направление − роман с продолжением, который с 1836 г. «прочно занимает “подвалы” газет, уже давно традиционно литературные» (Аникеев, 1999). Быстрый успех нового формата романа, публикующегося частями от номера к номеру и заставляющего читателя покупать газету, чтобы следить за его развитием, в 1860 гг. приводит к постепенному размыванию границы между информационным сообщением, к примеру о преступлении, и романом с продолжением. Так, с 1863 г. Le Petit Journal начинает публиковать постоянную рубрику «Судебные воспоминания» (Souvenirs judiciaires). Поначалу каждая история оканчивалась вердиктом судьи («Суд приговорил жену Дювейрона к двум месяцам тюрьмы»4), впоследствии она принимает форму фельетонного повествования, обрывающегося именно в тот момент, когда читатель приближается к разгадке преступления. Тем самым текст приобретает форму детективного романа («Задыхаясь, он взлетел по лестнице на четвертый этаж этого дома. Он толкнул невзрачную дверь <…> И внезапно застыл на пороге. Продолжение − завтра»5). Вырывая событие из повседневности, фельетон драматизирует реальность и наделяет его чертами происшествия исключительного и заслуживающего внимания публики.
Таким образом, проступают основные черты уже самостоятельного жанра, который задает ритм жизни читателя XIX в. Прежде всего это умение разделить реальное событие или художественное произведение на серию эпизодов, связать серийное дробление фельетона на главы с повседневностью, что приводит к сближению в читательском сознании вымысла и реальности. Сам роман с продолжением становился «некоей завершенной формой повседневного происшествия» (Kalifa, 1995).
Важную роль в становлении типа массовой газеты во Франции сыграло появление сообщений о проишествиях разного характера. В провинциальной прессе, к примеру, созданная в 1801 г. газета La Feuille de Douai уже с января 1802 г. предлагает своим читателям рассказы о происшествиях в рубрике «Новости», опережая в этом плане парижскую печать. Короткие истории в несколько строк освещали события локального масштаба: «кража курицы, небольшая авария без серьезных последствий, быстро потушенные пожары, драки после шумного застолья, − но они создавали панораму трудовых будней и развлечений сельского общества, которое всегда любит смотреть на себя со стороны» (Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011: 982).
Постепенно ее прототип появляется и в парижской прессе. Как и в случае с романом-фельетоном, наиболее узнаваемый прообраз рубрики возник на страницах газеты La Presse. В номере от 1 июля 1836 г. рубрика «Различные новости» (Nouvelles diverse) закрепляется на третьей-четвертой странице газеты. В выпуске от 5 января 1837 г. появляется рубрика «Происшествия. Катастрофы. Несчастные случаи» (Faits divers. Accidents. Sinistres), где преобладают сообщения криминальной тематики (именно такой формулы многие ежедневные газеты будут придерживаться вплоть до Первой мировой войны). Примечательно, что ее материалы не окрашены полностью в мрачные тона, как на рубеже веков, представляя сначала новости нейтрального характера (приближение оттепели, понижение воды в Сене), далее курьезную информацию (житель Нанси приручил взрослого волка и впряг его в свой экипаж) и завершая сообщением о трагических событиях (крушение судна «Эвелина», взрыв газа вблизи от Елисейского дворца, пожар в церкви Сен-Пьер)6. Такой подход к структурированию тем выявляет стремление массовой газеты и на начальном этапе формирования не только «привлекать читателя сенсационностью, обращаясь к низменным инстинктам человека» (Захарова, 2013: 13), но и информировать.
Формирование рубрики «Происшествия» завершается к 1869 г., когда сообщения о преступлении Тропмана, обвиненного в жестоком убийстве семьи из нескольких человек, перерастают в детективный фельетон: читатели следят за тем, как развивается следствие, преступник попадает в тюрьму, затем его казнят. 2 января 1870 г. автор Le Petit Journal Тимоте Тримм выносит рубрику «Происшествия» на первую полосу и, опираясь на собственное воображение, рассказывает «два дня из одного года [жизни. – А.С.] Тропмана» (Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011: 987). Автор приближает публикации информационной рубрики к повествованию, основанному на вымысле, так, чтобы они напоминали роман с продолжением («Я вижу эту сцену, будто сам при ней присутствовал») (Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011: 982)).
С 1880 гг. «фельетонное» изложение сообщений становится более лаконичным, автор уже не ссылается на собственное воображение. Все откровенно сенсационные темы уступают место двум категориям новостей, которые впоследствии доминируют в городских репортажах о преступлениях и происшествиях. Тенденция в прессе 1880−1914 гг. связана со стремлением сделать сообщения более наглядными: в рубрику «Происшествия» попадают лишь короткие тексты с акцентом на ходе расследования и поиске информации. Повествование строится на множестве цитат, упоминании официальных источников и прочих приемах, подчеркивающих правдоподобие (отказ от затянутого нагнетания интриги, внешний фокус, переход к безличным конструкциям и пассивным формам повествования). Такая быстрая трансформация в конце XIX в. приводит к тому, что преступление и рассказ о нем занимают наиболее заметное место в массовой прессе. Основываясь на анализе первой и последней полосы 42 номеров Le Petit Parisien (1899−1912) и Le Petit Journal (1890−1914), исследователь Доминик Калифа приводит статистику: в массовых газетах в среднем рассказы о преступлениях занимали 10% редакционной площади, а в иллюстрированных приложениях 13,1% − одни гравюры на ту же тему (Kalifa, 1995). Более того, в первые годы ХХ в. издаются иллюстрированные журналы, полностью посвященные данной тематике. В 1905 г. появляются еженедельник Les Faits divers illustrés, целиком состоявший из рассказов о преступлениях в форме новостных сообщений и детективных романов-фельетонов. В 1908 г. у него возник конкурент − журнал L’œil de la Police, получавший все сообщения из полиции и детективных бюро.
Трансформация рубрики «Происшествия» и сближение ее публикаций с канонами репортажного повествования приходятся на 1870 г. Одной из первых представление о репортаже как о самостоятельном жанре формулирует газета Le Figaro, которая в ходе франко-прусской войны начала дополнять депеши новостных агентств, доступные всем конкурентам, уникальными свидетельствами, собранными в столице и окрестностях собственными сотрудниками. Короткие, но детальные новости о ситуации в Париже, поступавшие из разных концов города почти одновременно, произвели такое впечатление на читателей, что газета сочла необходимым объяснить свои методы. Главной целью репортажей она назвала не оперативное информирование, а документальное фиксирование происходящего: «военный протокол, констатация того насилия, которое пруссаки причинили Парижу»7 . Одновременно впервые в истории французской печати формулируются требования к профессионализму репортера: сообщения поступали от «группы репортеров, людей бдительных и образованных, в которых не вселяет страха свист пули или разрыв снаряда. Они приносят нам свои впечатления, рассказывают нам свою одиссею. Как коменданты округов дают отчет о своих наблюдениях главе Парижа, так и наши репортеры дают отчет Le Figaro о том, что произошло в их округе»8 .
Быстрая урбанизация столицы после ее масштабного архитектурного переустройства в середине XIX в., переселение многих жителей глубинки в город приводят к распаду привычных связей, бытовавших в провинциальном сообществе, отмечает Д. Калифа (1995). Массовые газеты, обращаясь к общим представлениям о нормах и ценностях, культуре, добре и зле, говорят именно с этим обществом. В этом свете сообщения о происшествиях, которые всегда остаются на слуху, играли на эмоциях и чувствах читателя, приучали его к занятию, которое по-новому структурировало его жизнь − к ежедневному чтению. Четко задавая ритм повседневности, газета вызвала к жизни емкие жанры, «серийные» произведения, которые не обязательно читать с самого начала, чтобы понять, о чем идет речь. Эти требования в конце XIX в. воплощаются в новом для французской прессы жанре репортажа, в котором по-новому преломляются традиции фельетона и сообщений о происшествиях.
В традиции французских исследований развитие репортажа принято рассматривать практически независимо от становления этого жанра в других странах. Связывая его происхождение с фельетоном и рубрикой «Происшествия», а также возводя его к французскому реализму и натурализму XIX в., большинство современных исследователей настаивают на значимости прежде всего национальных традиций печати и литературы в процессе формирования репортажа во Франции. Однако в свете того, что успех этого жанра на страницах наиболее успешных парижских газет конца XIX в. воспринимался современниками как «американизация» французской прессы, необходимо обратиться к восприятию англо-саксонского репортажа во Франции, чтобы на этом фоне выявить специфику его французской модели.
Многие писатели, журналисты и даже издатели во Франции восприняли появление репортажа как прямую угрозу национальной печати. В критических текстах эпохи на первый план выходит тревога из-за утраты национальной идентичности в печати: «Франция обязана Англии этой разновидностью журналиста, которому быстрые ноги гораздо важнее чувства стиля» (Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011: 1020); «Телеграфный стиль все решительнее заменяет стиль наших мэтров <…> Прежде всего читатель требует краткости <…> И никаких доктринерских принципов. Мы “американизируемся” день ото дня, а пресса переживает полную трансформацию» («Ежегодник прессы 1889 года» Эмиля Мерме9 ) (цит. по: Kalifa, Régnier, Thérenty, Vaillant, 2011: 1019). Американский и английский репортаж противопоставляется французскому как эталон информационной журналистики, в которой нет места какой-либо интерпретации факта, − именно американский репортер воспринимается как «пишущая машинка», способная только фиксировать явления действительности. «У них [американских журналистов. − А.С.] нет ни малейшего понятия о художественном. Это пишущие машинки. И уж тем более, они не являются писателями, художниками, критиками. Все это должны воплощать в себе мы − журналисты Франции. <…> В репортажной статье, как в театре, есть своего рода сцена, которую нужно уметь создать»10, − отмечал Пьер Жиффар, репортер Le Figaro. Фернан Ксо, создатель газеты Le Journal, подчеркивал: «Наш вкус слишком утонченный, чтобы довольствоваться абсолютно сухим репортажным стилем»; репортаж должен быть доверен «талантливым писателям» (цит. по: Martin, 2005 b: 34); Эмиль Золя в беседе с журналистом Le Figaro об интервью и репортаже: «Стенография холодна, суха, она не передает ни обстоятельства встречи, ни мимику, ни насмешку, ни иронию»; в этих жанрах могут работать только «писатели первого порядка, романисты настолько талантливые, чтобы им было под силу все расставить по местам»11.
Именно связь французского репортажа с литературой − как тематически, так и по стилю повествования − рассматривалась журналистами этого периода как главная национальная особенность французского репортажа. Прежде чем слово «репортер» будет ассоциироваться у читателей в первую очередь с военными корреспонденциями, во французской печати репортаж станет инструментом литературной критики. Наиболее яркий пример − задуманный по примеру «многосерийного» романа с продолжением «экспериментальный репортаж» Жюля Юре. На страницах газеты L’Echo de Paris в течение четырех месяцев 1891 г. он публиковал «Исследование литературной эволюции» (Enquête sur l’évolution littéraire). Серия из 64 текстов о знаменитых писателях, поэтах и критиках выглядит как роман с продолжением − в каждом новом выпуске газеты появляется интервью, сопровождаемое визитом репортера в гости к писателю. Таким образом автор подвел своеобразный итог литературного процесса XIX в., разделив всех авторов на лагеря («Символисты и декаденты», «Натуралисты», «Парнасцы» и др.). Найденная Юре формула получила название «долгого расследования» (l’enquête à longue haleine), каждый эпизод которого так ярок, что его можно читать отдельно.
Освоив форму, позволяющую удерживать внимание читателя в течение недель и месяцев, репортаж начал соперничать с романом-фельетоном, воссоздавая фабулу известных произведений. Например, репортер газеты Le Matin Гастон Стиглер в 1901 г. решил повторить успех романа Жюля Верна «Вокруг света за восемьдесят дней» и самостоятельно попробовал побить рекорд Филеаса Фогга12. Перечисляя жанровые составляющие романа-фельетона, помимо опоры на новостную повестку дня и реалии из «повседневной жизни социума, преимущественно городского», исследователи отмечают броское и лаконичное название, фигуру главного героя, скрепляющую эпизоды, напоминание в каждой новой главе об основных событиях из ранних глав. И самое важное, с их точки зрения, что «главы построены таким образом, чтобы читатели, частично удовлетворив свое любопытство, ждали продолжения, в котором бы присутствовала развязка главной интриги» (Пахсарьян, Чекалов, 2017: 116). В схематичном виде эта канва прослеживается и в цикле репортажей Стиглера: журналист присылает в редакцию лишь краткие отчеты о своем путешествии, редакция публикует их частями по три–четыре корреспонденции, предваряя каждую публикацию небольшим предисловием. Не имея возможности использовать фельетонную формулу «продолжение − завтра», автор обрывает повествование обещанием новых приключений в стилистике, свойственной художественному произведению («Лишь этим вечером я ступлю на новые дороги, которые приведут меня в загадочные страны»13). В 1936 г. путешествие по мотивам романа Верна повторил писатель и журналист Жан Кокто для газеты Paris-Soir, что подтверждает постоянство интереса французских читателей к такой разновидности репортажа, которая сохраняет связь с литературной традицией.
Поворотным моментом в истории развития французского репортажа, когда неприятие англосаксонской модели «телеграфного» репортажа сменяется ее переосмыслением, становится русско-японская война 1904−1905 гг. К этому моменту редакции французских газет уже отправляли своих корреспондентов на Дальний Восток (в составе французской армии во время завоевания Индокитая, в период японо-китайской войны 1894−1895 гг. к японской армии присоединялись журналисты газет Le Temps, Le Figaro, L’Illustration. Однако регулярнее на страницы газет информация поступала из военных источников, часто − без подписи или под псевдонимом, но в основном перепечатывалась из депеш агентства Reuters, американских и английских газет (прежде всего − из The Times), поскольку, согласно Картельному договору от 1870 г., этот регион Азии находился в сфере влияния британского агентства. Сообщения, которые перепечатывались во французских газетах из этих источников, отличались доказательностью, фактологической основой и говорили о постоянном присутствии на фронте иностранных корреспондентов. И в то же время способствовали формированию устойчивого представления об англо-саксонском репортаже исключительно как о «телеграфном» − сводки новостей больше напоминали привычную французскому читателю рубрику «Происшествия», чем французские «литературные» репортажи.
В 1904 г. впервые в истории французской прессы в столь отдаленный район военных действий было отправлено рекордное число журналистов из редакций парижских газет — около дюжины, причем корреспонденции по меньшей мере четырех репортеров имели такой успех у читателей, что по возвращении они были опубликованы в виде отдельной книги. В частности, речь идет о Раймоне Рекули из Le Temps, Жорже де ла Саль из агентства Havas, Пьере Жиффар из Le Matin и Шарле Виктор-Тома из Le Gaulois (Simard-Houde , 2015). Исследователь Марк Мартен (2005 (a): 25) подчеркивает, что наиболее жестокая борьба развернулась не между английскими и французскими изданиями и даже не между качественными и респектабельными Le Figaro и Le Temps, с одной стороны, и недорогими массовыми газетами − с другой, а именно в группе последних. «Младшие» Le Journal и Le Matin стремились превзойти уже известные газеты стоимостью в пять сантимов, прежде всего − Le Petit Journal и Le Petit Parisien. Главным оружием борьбы за массового читателя становится репортаж − «состоящий из рассказов, подписанный именем уже известного всем журналиста, насыщенный личными впечатлениями, по форме он близок к письму или даже к тем новостям, которые такие читатели легко могли бы услышать в привычной им среде − в кафе, квартале или в деревне» (Martin, 2005 a: 25). Чтобы завоевать массового читателя, французские газеты начали дополнять депеши телеграфных агентств «большими репортажами», поступавшими в редакцию в виде подробных писем, где на первый план выступали личные впечатления репортера. Несмотря на то, что письма добирались до Франции в течение нескольких недель, в худшем случае − месяцев, их ценность велика: благодаря детальному и крайне субъективному описанию событий эти репортажи были настолько объемными, что газеты публиковали их частями, обращаясь к формату «серийной» публикации, знакомой читателям по романам с продолжением.
Такие репортажи не просто размещались рядом с сообщениями телеграфных агентств, но обращали на себя большее внимание. Пример находим в газете Le Journal, которая опубликовала первый подробный репортаж Людовика Нодо, своего корреспондента на Дальнем Востоке, 25 февраля 1904 г. Он занимает ровно половину первой полосы, с первого же взгляда привлекая внимание читателя панорамой бухты у Порт-Артура (клише сделано самим репортером), портретом автора репортажа и схематичным изображением русского броненосца «Ретвизан». Помимо этих изображений иллюстрации встречаются только на третьей полосе, и они также связаны с русско-японской войной. Сопоставление двух видов сообщения с места событий содержится в редакционном предисловии, и внимание читателя редакция явно обращает на подробный репортаж: «Краткие депеши, на которые может наложить запрет цензура и которые способны передать только сухой и грубый факт, наш специальный корреспондент, с присущим ему талантом, дополнит комментариями, описаниями и пояснениями, которые несовместимы с телеграфной спешкой. Людовик Нодо − единственный журналист, который присутствовал при битве за Порт-Артур <…>; его письма, публикацию которых мы начинаем сегодня, представляют собой бесценный и уникальный документ для понимания войны, которая начинается на наших глазах»14. Таким образом, документальная точность репортажного повествования вновь выступает на первый план в качестве главной характеристики жанра, как в случае с Le Figaro во время франко-прусской войны 1870 г.
В начале журналистского материала приведено его краткое содержание в виде депеши, которая ранее поступила в редакцию от репортера: «Атака японского флота только что отбита при Порт-Артуре. Четыре японских корабля и два транспортных средства потоплены. Русский броненосец “Ретвизан” увенчал себя славой». За краткой заметкой, которая лишь напоминает читателю об основных событиях, следует подробный репортаж. Будучи одной из крупнейших массовых газет своей эпохи, Le Journal обращается к широкому кругу читателей, делая акцент не на расстановке сил, политическом контексте, тонкостях стратегии, а на впечатлении репортера от маневров вооруженной эскадры. Подобные эскадры прежде не принимали участия в европейских вооруженных конфликтах. «Эскадра движется. Чайки радостно взмывают в синее небо, солнце сияет, это солнце Средиземноморья золотит скованную холодом корейскую бухту.
Эскадра движется, грозная, пугающая, ужасная. На ней больше нет праздничных украшений, парадной мишуры. <…> Каждое судно вновь на военной службе, озлобленное, беспощадное, и каждое, ощетинившись длинными пушками орудийных башен и сооружений, похоже на хищного зверя». Рефрен «Эскадра движется» задает ритм повествованию, нагнетая интригу. Совмещение в одном ассоциативном ряду контрастных образов (синее небо, солнце, чайки, военные корабли, «ощетинившиеся» орудиями) дробит репортаж на относительно самостоятельные эпизоды, представляя полную панораму увиденного журналистом.
Осмысление войны нового типа требовало от французских журналистов иного подхода к жанру − впервые главным действующим лицом повествования становится сам репортер. По-новому высвечивается проблема его уязвимости на поле боя. Так, корреспондент Раймон Рекули сформулировал главное отличие русско-японской войны от предшествовавших ей только после того, как сам пережил артиллерийский бой: «Это война землекопов: как только пехотинец останавливается, он роет яму и укрывается в ней. Если он остается на одном месте более часа, яма углубляется, превращаясь в траншею»15. Необходимо отметить − репортажи Раймона Рекули появлялись в газете Le Temps, представлявшей качественную прессу наравне с Le Figaro, однако в них, как и в массовой Le Journal, акцент сделан на наглядности репортажного изображения, на попытке показать войну «изнутри», представить репортаж как свидетельство пережитого репортером. «Мы движемся на север под тяжелым полуденным солнцем, не думая о том, что японцы за нами последуют. Я иду в толпе, и люди с трудом передвигают ноги в дорожной грязи. <…> Мы побеждены этой жарой − самой страшной, какую мне только довелось испытать, а измученные животные даже под ударами кнута отказываются идти дальше. <…> Не отходя от дверей, местные жители наблюдают за шествием русских — вчерашних победителей. Повозки виляют, пушки гремят по мостовой. Завтра на их месте будут японцы − другие повозки, другие пушки, привычный галдеж наемных рабочих, следующих за армией»16. Достоверность репортажа усиливается тем, что в сносках к публикации об отступлении русской армии к Ляояну репортер благодарит французских миссионеров, без помощи которых у него «иногда не было бы хлеба, а еще чаще − крыши над головой».
Таким образом, на основании изученных материалов можно заключить, что жанр репортажа имеет глубокие традиции в национальной массовой прессе Франции и при этом сохраняет связь с репортажной традицией англоязычного мира. Не только сами слова «репортер» и «репортаж» заимствуются из иностранных источников, но и первое представление о методах и профессиональных качествах репортера, пусть и в искаженном виде, приносит во Францию опыт взаимодействия с английской и американской прессой.
У фельетона репортаж перенимает структуру, построенную на множестве эпизодов, следя за публикацией которых читатель невольно воспринимает и репортера как персонажа романа с продолжением. Вплоть до Второй мировой войны в репортаже настолько сильны традиции фельетона, что, как и роман с продолжением в XIX в., наиболее успешные «многосерийные» репортажи приобретают форму книги, изданной отдельным тиражом. Поддерживая связь с рубрикой «Происшествия», репортаж формируется как жанр, главной задачей которого является документально точное информирование читателей о событиях в мире.
Поворотным моментом в процессе становления французского репортажа как самостоятельного жанра становится русско-японская война. Впервые столкнувшись с необходимостью регулярно освещать события в столь отдаленном от Франции регионе, контролируемом иностранным телеграфным агентством и при этом в условиях ожесточенной конкуренции, репортеры вырабатывают новый для французской печати метод оперативного и в то же время детализированного освещения событий. Для Франции русско-японская война стала первым эпизодом, когда «телеграфная» журналистика смогла полноценно дополнить «нарративную», сделавшую упор не на оперативность, а на точность в передаче эмоций репортера, уникальность его свидетельства, представлявшую событие не как готовый факт, а в становлении.
Одновременно с этим французские корреспонденты начали вырабатывать и новые нормы репортажного повествования: подчеркнутая субъективность, в центре − всегда личные впечатления журналиста, который из повествователя за сценой превращается в героя в центре событий. Именно репортажные, подробные и наглядные описания этой новой, не знакомой пока Европе войны, по мнению некоторых французских исследователей, подготовили общественное мнение Франции к началу Первой мировой (по крайней мере, в том, что касается методов ведения «траншейной войны»). Таким образом, национальная модель репортажа, укорененная в специфике французской прессы, начинает формироваться на страницах газет уже на рубеже веков, в то время как период между двумя мировыми войнами (1919−1939 гг.), связанный с появлением первых писателей-репортеров и традиционно рассматриваемый как «золотой век» «большого репортажа» (grand reportage), отражает завершение этого процесса.
1 Бальзак О. де. Изнанка современной истории: Избранное. М.: Изд-во «Независимая газета», 2000. С. 395.
2 Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, перевод наш. L’Hermitte de la Chaussée d’Antan ou observations sur les mœurs et les usages parisiens au commencement du XIXe siècle par V.-J. Jouy. Paris: Pillet. 1815. P. 7.
3 Cachin M.-F., Laurel B. Au Bonheur du feuilleton: naissance et mutations d’un genre (Etats-Unis, Grande-Bretagne, XVIIIe-XXe siècles). Paris: Creaphis. 2007. Print. P. 79.
4 Le Petit Journal, 1865, 1 mars, p. 3. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k588868q/f3.item (дата обращения: 02.12.2018).
5 Le Petit Journal, 1869, 14 juin, p. 4. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k5904072/f4.item (дата обращения: 02.12.2018).
6 La Presse, 1837, 5 janvier, p. 4. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k426896s/f4.item.zoom (дата обращения: 02.12.2018).
7 Le Figaro, 1870, 27 septembre, p. 1. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k2719954/f1.item.r=reporters.zoom (дата обращения: 02.12.2018).
8 Там же.
9 Mermet E. (1889) Annuaire de la presse française. Paris.
10 Giffard P. (1880) Souvenirs d’un reporter: le sieur de Va-Partout. Paris: M. Dreyfous, p. 330.
11 Henry L. (1893) Emile Zola interviewé sur l’interview. Le Figaro, 12 janvier. Режим доступа: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k282411t/f4.item.zoom (дата обращения: 09.01.2019).
12 Le Matin, 1901, 11 mai, p. 1. Режим доступа: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k5585300/f1.item.r=Gaston%20Stiegler.zoom (дата обращения: 02.12.2018).
13 Le Tour du monde en X jours. Le Matin, 1901, 2 juin, p. 1. Режим доступа: http://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k5585512/f1.item.r=Gaston%20Stiegler.zoom (дата обращения: 02.12.2018).
14 Le Journal en Extrême-Orient. Le Journal, 1904, 25 février. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k76282989.item (дата обращения: 09.01.2019).
15 Le Temps, 1904, 12 septembre. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k237995t.item (дата обращения: 09.01.2019).
16 Le Temps, 1904, 29 octobre. Режим доступа: https://gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k238043t/f1.item.zoom (дата обращения: 09.01.2019).
Аникеев В.Е. История французской прессы (1830−1945): учеб. пособие. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999.
Аникеев В.Е., Захарова М.В., Шарончикова Л.В. Создатели французских газет (XIX в.). М.: Фак. журн. МГУ, 2012.
Захарова М.В. Эволюция массовой газеты во Франции: учеб. пособие. М.: Фак. журн. МГУ, 2013.
Пахсарьян Н.Т., Чекалов К.А. Архитектоника романного цикла П. Сувестра и М. Аллена о Фантомасе и проблема серийности в массовой литературе // Studia Litterarum. 2017. Т. 2. № 4. С. 114−133.
Boucharenc M. (2004) L’écrivain-reporter au cœur des années trente. Lille: Presses Universitaires du Septentrion.
Kalifa D. (1995) Crimes. Fait divers et culture populaire à la fin du XIXe siècle. Genèses 19: 68−82. Режим доступа: https://www.persee.fr/doc/genes_1155-3219_1995_num_19_1_1292 (дата обращения: 02.12.2018).
Kalifa D., Régnier P., Thérenty M.-È., Vaillant A. (2011) La Civilisation du journal. Une histoire de la presse française au XIXe siècle. Paris: Nouveau Monde éditions.
Martin M. (2013) Le grand reportage et l’information internationale dans la presse française (fin du XIXe siècle – 1939). Le Temps des médias 1 (20): 139−151. Режим доступа: https://www.cairn.info/revue-le-temps-des-medias-2013-1-page-139.htm (дата обращения: 02.12.2018).
Martin M. (2005 a) Les grands reporters français durant la guerre russo-japonaise. Le Temps des médias 4: 22−33. Режим доступа: https://www.cairn.info/revue-le-temps-des-medias-2005-1-page-22.htm
Martin M. (2005 b) Les grands reporters: Les débuts du journalisme moderne. Paris: Louis Audibert Editions.
Simard-Houde M. (2015) Le reporter devient un auteur. L’édition du reportage en France (1870−1930). Mémoires du livre 6 (2). Режим доступа: https://www.erudit.org/fr/revues/memoires/2015-v6-n2-memoires02039/1032715ar/
Thérenty M.-È. (2006) Les «vagabonds du télégraphe »: représentations et poétiques du grand reportage avant 1914. Sociétés et representations 1: 101−115.