Архив



О концептуальных основаниях теории медиа



Елена Вартанова

Ссылка для цитирования: Вартанова Е.Л. О концептуальных основаниях теории медиа // МедиаАльманах. 2019. № 3. С. 8−16.
DOI: 10.30547/mediaalmanah.3.2019.816

© Вартанова Елена Леонидовна
главный редактор журнала «МедиаАльманах», член-корреспондент РАО, профессор, доктор филологических наук, декан факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, заведующая кафедрой теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), eva@smi.msu.ru

 

При создании теории, проведении фундаментальных исследований в любой области науки актуализируется вопрос о ее объект­но-предметном поле, концептуализации и операционализации, о необходимости поиска методологии и выбора корректного методического инструментария. Особенно важно это для социальных и гуманитарных наук, которые во второй половине ХХ в. и на рубеже ХХ–ХХI вв. в связи с усложнением социального развития стали востребованы в обществе. Необходимость анализа экономических, политических и культурных процессов, объяснения новых явлений, прогноза их развития и возможных эффектов в обществе и для индивидуума не только стимулировала проведение эмпирических исследований и построение новых теорий, но и стала причиной появления во второй половине ХХ века новых областей знания.

Эти процессы имеют глобальный характер, проявляясь в разных странах, однако происходящая с 1990 гг. в России общественная трансформация, не только меняющая структуры и практики, но и заставляющая переосмысливать традиционные научные парадигмы социально-гуманитарного знания, придает этим процессам особую противоречивость и многовекторность (Nordenstreng, Thussu, 2015).

 

Изучение медиа в контексте фундаментальной науки

Среди новых областей социально-гуманитарных научных исследований заметное место занимают и исследования массовых коммуникаций, развивающиеся в пересечении или параллельно с изучением журналистики и средств массовой информации (Дунас, Гуреева, 2019; Дзялошинский, Шариков, 2017; Макеенко, 2017; Макеенко, 2018). Особую сложность описанию этого исследовательского поля придает «терминологический беспорядок» – неустоявшаяся терминология, в которой часто одинаковые понятия означают различные явления и, наоборот, одинаковые явления и процессы обозначаются отечественными исследователями по-разному, в зависимости от принадлежности к научной школе. Очевидна также проблема с пониманием и написанием англоязычных заимствований, адаптированных иностранных терминов и концепций, в том числе и образующих объект-субъектное научное поле – массовая коммуникация/массовые коммуникации (mass communication), массмедиа (mass media), медиа (media) (Дунас, Гуреева, 2019; Загидуллина, 2015; Дзялошинский, Шариков, 2017; Кириллова, 2011).

Споры о формализации и обозначении той единой академической исследовательской области, которая обращает свое внимание к журналистике, массовым коммуникациям, медиа (Землянова, 2004; Горохов, Шилина, 2009; Кириллова, 2011; Суходолов, Рачков, 2016; Дунас, Гуреева, 2019), идут в России в течение последних двух десятилетий. Причем в числе важных целей этой дискуссии – борьба за включение данной области в перечень Высшей аттестационной комиссии РФ, хотя и при отсутствии согласия академического сообщества о названии научной специальности (Дзялошинский, Шариков, 2017; Дунас, Гуреева, 2019). Исследовательские центры за рубежом также не достигли полного консенсуса о названии этой области (Мухамадиярова, Новикова, 2018), ищут новые понимания ее места, актуального времени, в теоретическом поле (Qvortrup, 2006), подчеркивают растущую фрагментацию коммуникационных наук как постдисциплинарной области (Waisbord, 2019). Как отмечает известный бельгийский исследователь Ф. Хендерикс, «если мы действительно считаем, что исследование коммуникации — дисциплина развивающаяся и приближающаяся к зрелости, то сообщество должно объединить силы, чтобы завоевать признание академического мира... Для этого требуется, чтобы мы договорились о ясно определенном, строгом и своеобразном наборе эпистемологических стандартов и развитом комплексе методологического инструментария» (цит. по: Корконосенко (ред.), 2018: 13). Здесь мы, правда, не вдаемся в дискуссию об обозначении научной области (об этом речь шла выше), но признаем, что бельгийский коллега говорит именно о том, что нами понимается как медиаисследования (изучающие массовые и индивидуализированные медиакоммуникации).

В число проблемных теоретических понятий входит даже устоя­вшийся в русском языке термин «журналистика», который в силу своей многозначности трактуется различными учеными по-разному (см.: Корконосенко, 2018, 17–21), причем ему даже противопоставляется однокоренной англицизм «журнализм» (Свитич, 2000; Загидуллина, 2015).

Несмотря на отсутствие конвенциональных определений и корреляций между ключевыми упомянутыми терминами, наибольшую сложность представляет трактовка понятия «медиа», которое в последние годы довольно часто используется в академических статьях (Макеенко, 2017; Макеенко, 2018), однако еще не обрело строгого и согласованного хотя бы большинством исследователей определения (Медиасистемы стран БРИКС, 2018, 10–13). Проблема заключается как в сложности, многогранности и определенной противоречивости самого объекта, так и в выявлении, использовании эмпирических показателей, индикаторов, его характеризующих (От теории журналистики к теории медиа, 2019; гл. 2).

Особую актуальность медиа как объект исследования приобрели на рубеже ХХ–ХХI вв., когда ученые выдвинули, а политики развитых стран подхватили идею информационного общества как нового этапа цивилизационного развития. Возросшая роль информационно-коммуникационных технологий подтверждает, что динамика общественного развития не в последнюю очередь определяется сферой информации и коммуникации, формиру­ющимся бизнес-альянсом телекоммуникационной, компьютерной и медиаиндустрий. В информационном, сетевом, цифровом обществе будущего медиа, традиционно понимаемые как средства коммуникации, занимают все более важное место (Castells, 2004; Кастельс, 2016).

Очевидно, что теоретическое определение медиа еще не стало операциональным, что, возможно, никогда и не произойдет, поскольку оно отсылает к медиа как к многоаспектному феномену, не только имеющему сложную и противоречивую природу, но и постоянно расширяющемуся, развивающемуся технологически, социально и культурно, производящему многочисленные и разнородные эффекты (Qvortrop, 2006; Bodrunova, 2019).

 

Медиа как объект анализа

Для построения современных теоретических подходов к медиа необходимы четкие и непротиворечивые формулировки основных понятий и положений. Однако в случае с медиаисследованиями подходы к понятию «медиа» в объектно-субъектном поле научного познания не отличаются согласованным пониманием и применением сходных методологических инструментов (От теории журналистики к теории медиа, 2019, 82–126).

Рассматривая термин «медиа», мы подошли к вопросу о многоаспектности определения. Сам объект изучения – медиа – имеет синтетиче­ский характер, интегрирует явления, институты, процессы, «дейст­вующих лиц»/стейкхолдеров разного генезиса и порядка (Flew, 2018). Как отмечал М. Маклюэн, эффективное изучение средств массовой коммуникации объединяет изучение содержания, технических средств его передачи и культурных контекстов, в которых это происходит.

К общему интегрированному объектному полю можно отнести взаимодействие медиаканалов, медиаконтента и его производителей, определенных индустрий, технологических платформ/ИКТ:

  • создающих виртуальный/нематериальный аналог общества (Postman, 2006);
  • находящихся в особых отношениях производства, распространения и потребления, основанных на технологическом посредничестве – медиации, медиатизации и ремедиации окружающего мира (Deuze, 2009; Lundby, 2009; Grushin, Bolter, 2000; Parker, van Alstine, Choudary, 2016);
  • проявляющихся на микро- и макроуровнях в национальных (локальных, региональных), наднациональных и глобальных обстоя­тельствах (Thussu, 2019, Flew, 2018);
  • обладающих одновременно общественной и индивидуальной природой, влияющих на социальную и индивидуальную жизнь, стимулирующих социальный эскапизм и формы цифрового протеста (Manovich, 2001, Манович, 2017);
  • отличающихся противоречивым – творческим, ремесленниче­ским и индустриальным, профессиональным и непрофессио­нальным – характером создания медиапродукта (Deuze, 2007; Gillmore, 2004; Самарцев, 2017);
  • характеризующихся особыми отношениями медиапродукта с его потребителями, то есть аудиториями/сообществами, которые активно вовлечены в распространение и производство и рассматриваются в качестве новой среды обитания (Дугин, 2017; Дунас, Кульчицкая, Вартанов, Салихова, 2019).

Очевидно, что медиа имеют как социальное измерение, о чем уже много написано, так и измерение индивидуальное, антропологическое, которое все больше становится фокусом исследований медиа. Известный теоретик медиа М. Маклюэн через «метод четырех эффектов» попытался проанализировать как феномен самих медиа, так и их основные воздействия на человека. Через четыре эффекта – поиск нового, отмену старого, его моральное устаревание и усиление нового, когда медиа выступают и качественным усилением нашего внутреннего мира, и расширением внешнего, медиа превращаются в инструмент самопознания (McLuhan M., McLuhan E., 1992). Тем самым, в последних работах выдающегося теоретика медиа подчеркивается, что медиа включают технологии (связи), артефакты (устройства для приема), слова (тексты) и научные теории открытий и изобретений человечества (Там же).

Несмотря на наличие этих универсальных характеристик, медиа существуют в конкретных условиях реальных социумов конкретных национальных государств. Даже в условиях глобализации медиа сохраняют свою национальную специфику, при этом сохраняя, конечно, и общие универсальные черты.

 

Неизбежность национальных влияний

Очевидно, что в современном обществе невозможно рассматривать объекты социально-гуманитарных наук вне общественного контекста, даже если на первый взгляд они выглядят не связанными с социумом. Культура, язык, искусство, человек и сообщества людей – все эти и многие другие объекты областей современного гуманитарного знания тесно связаны с социальными процессами и сами активно влияют на них.

Исходя из философских подходов и теоретических определений, хотя они, скорее, носят характер описаний, следует подчеркнуть, что медиа необходимо рассматривать как:

  • социальное пространство (интегральная политическая среда, отрасль экономики, технологическая инфраструктура, субпространство культуры, символическая система);
  • социальные институты и структуры, выполняющие общественные функции, пусть и не всегда имеющие формальные общественные обязательства или находящиеся в общественной собственности;
  • социальные процессы в индивидуальном, национальном и глобальном пространстве.

Следует, конечно, подчеркнуть и многоаспектность понятия «медиа», в котором необходимо выделить в качестве составных элементов:

  • институты и действующие лица, связанные с процессом (технологического) опосредования информации/текстов, разной природы и масштаба;
  • технологии передачи, каналы и систему дистрибуции, контент, ауди­торию, технологические платформы.

В силу широты явления и отсутствия согласованного определения термина «медиа» для исследователей оказывается крайне важным найти эмпирические подтверждения его теоретического смысла, трансформировать весьма абстрактное понятие «медиа» в конкретные эмпирические индикаторы, явления, модели. Интуитивно понятный, однако чрезмерно широкий и несфокусированный, термин все еще понимается и как совокупность средств коммуникации, и как пространство, и как среда, и как система (Манович, 2017, Бузин, 2012; Жилавская, 2016).

В стремлении сузить и сделать более четким предмет исследования, как отмечает Н.Б. Кириллова, исследователи, представляющие различные школы и направления, используют термин «медиа» в качестве составной части для более конкретного объектно-предметного поля: медиареальность, медиаполитика, медиаменеджмент, медиакультура, медиаобразование (Кириллова, 2011: 8).

Однако и эти понятия также нуждаются в конкретизации, выборе рамок эмпирического анализа, критериев и индикаторов, поэтому с точки зрения понимания эмпирического наполнения медиа они также остаются довольно расплывчатыми. В некоторых исследованиях речь идет и о термине, помогающем перевести абстрактное понятие «медиа» в конкретику национальной и глобальной среды. Это – «медиасистема» (Медиасистемы стран БРИКС, 2018). Почему, на наш взгляд, оно может стать полезным инструментом в процессе операционализации?

Термин «медиасистема» обобщает реальную практику национальной медиасреды, но является при этом отчасти тоже теоретическим конструктором, потому что медиасистему в конкретной стране описать, оценить довольно сложно (Шкондин, 2015). Тем не менее очевидно, что при рассмотрении комплекса медиаканалов, медиаконтента, медиа­технологий, адресованных аудитории, самой аудитории в их микро- и макроконтекстах приходится обязательно учитывать национальные условия (Медиасистемы стран БРИКС, 2018).

Существуют очевидные силы национального влияния – экономическое и геополитическое положение страны, язык аудитории, законодательство, система распространения, зависящая от уровня технологического развития, политические и культурные традиции, что заставляет нас уходить от универсализации медиа. Таким образом, при формулировании национальной теории медиа значимыми критериями будут географический, геополитический, демографический, культурно-этнический, экономический, технологический, культурно-институциональный и законодательный. Более того, мы полагаем, что возможно посчитать количественные соотношения этих критериев в разных медиасистемах, которые потом можно трансформировать в теоретические концепции, во взаимосвязь общей теории медиа и их национальной модели.

Конечно, не следует исключать неких общих, основанных на единых сущностных компонентах детерминантах общей теории медиа. Однако у этих компонентов будет разный вес в разных национальных контекстах. Например, принцип свободы слова – общий универсальный структурный компонент теории медиа, однако его вес и даже смысл в различных политических контекстах будет различаться.

Медиа существуют в обществе в виде определенных институтов, процессов, структур, выполняющих определенные функции и во взаи­модействии с социальными институтами как национального, так и глобального пространства. Если медиаисследования как область науч­ного знания претендуют на фундаментальность, им необходимы эмпирически найденные общие свойства явлений, принципы, а не гипотетические положения (Степин, 2006). Для проведения эмпирического исследования все-таки следует останавливаться на каких-то четких критериях анализа, под которыми мы понимаем объектно-предметные массивы, их количественные и качественные характеристики. В социологических исследованиях типичными единицами анализа являются отдельные лица, группы, общественные организации и социальные факторы, в психологии – структурные или функциональные образования, выступающие в качестве минимальных, в лингвистике – условно выделяемые части текста любой длины. Вероятно, в поле медиа понятие «медиасистема», опирающееся на вполне универсальные показатели, которые существуют и проявляются в конкретных национальных контекстах, даже в чем-то близких друг другу по ряду признаков (уровень развития экономики, культуры, позиция на мировой арене, политические традиции), своеобразно и различно, и может стать вполне убедительной единицей анализа.

Говоря об универсальности и национальной принадлежности теории, следует заключить, что медиа существуют только в конкретных условиях конкретных социумов, национальных государств. Даже в условиях глобализации национальные государства сохраняют свои ключевые институты и структуры, в том числе и медиасистемы. Поэтому актуальность национального контекста при создании теории учитывать необходимо.

Пример России весьма показателен. Даже сужая понятие «медиа» до одного из ключевых в ее концептуальном поле, можно увидеть, насколько влиятельными остаются национальные традиции. Российские медиаисследования существуют в рамках отечественных традиций, отличающихся (от глобальных исследовательских подходов):

  • повышенным интересом к журналистике во всех ее проявлениях, оставляющим в тени многие другие поля исследований массовых коммуникаций и медиа, представленные в зарубежной теории;
  • сохранением роли традиционного – гуманитарно-филологического – подхода к постановке исследовательских проблем, исследовательскому инструментарию и методам их решения (От теории журналистики к теории медиа, 2019).

Как подчеркивает известный ученый С.Г. Корконосенко: «Различия в теоретических взглядах есть результат различий в практическом опыте, который для теоретиков представляет собой объект внимания и предопределяет векторы научного интереса. Эксперты хорошо знают: исторически в целом российская журналистика неразрывно связана с литературой и соответственно она развивалась как литературоцентричная деятельность и с точки зрения формы, и с точки зрения профессиональной идеологии» (Korkonosenko, 2015: 331). И еще одно интересное мнение В.В. Тулупова: «Национальное своеобразие отечественной медиатеории связано с национальным своеобразием нашей журналистики, которая, с одной стороны, возникла как государственная подцензурная деятельность, а с другой стороны, получила развитие в эпоху “персонального журнализма” и “художественной пуб­лицистики”» (Тулупов, 2017: 132).

Теория медиа, вероятно, предполагает наличие единых сущностных и структурных компонентов, но их различают их вес в контексте национальной специфики и особенностей социума. И даже если мы договоримся о каком-либо общем определении медиа, то это будет, скорее всего, фундаментальное описание, в то время как операциональное определение будет встроено в эмпирический контекст, что свяжет его с практиками конкретных стран или глобальной среды.

 

Исследование выполнено за счет средств гранта Российского научного фонда (проект № 17-18-01408).

 

Библиография

Бузин В.Н. Социальное управление российским медиапространством. Сис­темно-деятельностный подход. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2012.

Горохов В.М., Шилина М.Г. Парадигмы развития теории медиа в XXI веке: концептуальная эволюция или?.. // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2009. № 3. С. 17–23.

Дзялошинский И.М., Шариков А.В. О современном состоянии и дальнейшем развитии сферы коммуникационных наук в России // Медиаскоп. 2017. Вып. 3. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2342

Дугин Е.Я. Теории среднего уровня в исследованиях информационно-коммуникационных медиасистем // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2017. № 1. С. 3–23.

Дунас Д.В., Гуреева А.Н. Медиаисследования в России: к определению научного статуса // Вопросы теории и практики журналистики. 2019. Т. 8. № 1. С. 20–35.

Дунас Д.В., Кульчицкая Д.Ю., Вартанов С.А., Салихова Е.А. и др. Медиапотреб­ление молодежи: специфика методологии исследования // Медиаскоп. 2019. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2529

Жилавская И.В. Классификация медиа. Проблемы, понятия, критерии // Вестн. Волжск. ун-та им. В.Н. Татищева. 2016. № 4. Т. 1. С. 169–175.

Загидуллина М.В. Теория журналистики: к вопросу об индигенизации оте­чественных медиаисследований // Знак: проблемное поле медиаобразования. 2015. № 1(15). С. 64–73.

Землянова Л.М. Коммуникативистика и средства массовой информации: Англо-русский толковый словарь концепций и терминов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2004.

Кастельс М. Власть коммуникации / пер. с англ. Н. М. Тылевич; науч. ред. А.И. Черных. М.: ИД Высш. шк. экономики, 2016.

Кириллова Н.Б. Медиалогия как синтез наук // Культура и искусство. 2012. № 6. С. 71–83.

Кириллова Н.Б. От медиакультуры к медиалогии // Культурологический журнал. 2011. № 4. Режим доступа: http://cr-journal.ru/rus/journals/98.html&j_id=8

Макеенко М.И. Направления трансформации теоретических подходов в российских исследованиях влияния цифровизации на медиа // Медиаскоп. 2018. Вып. 3. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2463

Макеенко М.И. Развитие теорий медиа в российских научных журналах в 2010-е гг.: результаты первого этапа исследований // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2017. № 6. С. 3–31.

Манович Л. Теории софт-культуры. Н. Новгород: Красная ласточка, 2017.

Медиасистемы стран БРИКС: исторический генезис, особенности функционирования / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Аспект Пресс, 2018.

Мухамадиярова Р., Новикова А.А. Популярные тренды «mediastudies» ведущих мировых университетов: «научная мода» и национальная исследовательская традиция // Материалы XIX Апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества. М.: ИД Высш.шк. экономики, 2018.

От теории журналистики к теории медиа. Динамика медиаисследований в современной России / под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2019.

Самарцев О.Р. Цифровая реальность. Журналистика информационной эпохи: факторы трансформации, проблемы и перспективы. М.: Издат. решения, 2017.

Свитич Л.Г. Феномен журнализма. М.: ИКАР, 2000.

Степин В.С. Философия науки. Общие проблемы. М.: Гардарики, 2006.

Суходолов А.П., Рачков М.П. К созданию теории средств массовой информации: постановка задачи // Вопросы теории и практики журналистики. 2016. Т. 5. № 1. С. 6–13.

Теория журналистики в России / под ред. С.Г. Корконосенко СПб: Алетейя, 2018.

Тулупов В.В. Журналистиковедение или Теория медиа? // Научный журнал. 2017. № 4. С. 131–132.

Шкондин М.В. Информационный потенциал общества и концепты целостности медиасистемы // Вопросы теории и практики журналистики. 2015. Т. 4. № 4. С. 335–348.

 

Bodrunova S. S. (2019) Online Media Studies in Russia: Embracing Post-Disciplinary at the Crossroads of Computer, Social and Communication Science. 12th Central and Eastern European Communication and Media Conference CEECOM 2019.

Castells M. (ed.) (2004) The Network Society. A Cross-Cultural Perspective. UK: Edward Elgar.

Deuze M. (2007) Media Work. Cambridge: Polity Press.

Deuze M. (2009) Media Industries, Work and Life. European Journal of Communication 4(24): 467–480.

Flew T. (2018) Understanding Global Media. 2nd еd. UK: Red Globe Press, MacMillan Education UK.

Gillmor D. (2004) We the Media: The Rise of Citizen Journalists. National Civic Review 3(93): 58–63.

Grushin R., Bolter J.D. (2000) Remediation: Understanding New Media. Cambridge: The MIT Press; Reprint edition.

Korkonosenko S.G. (2015) Russian Journalism Theory in a Changing Global Context. Asian Social Science 1(11): 329–334.

Lundby K. (ed.) (2009) Mediatization: Concept, Changes, Consequences. NY: Peter Lang.

Manovich L. (2001) The Language of New Media. Cambridge: MIT press.

McLuhan M., McLuhan E. (1992) Laws of Media: The New Science. Toronto: University of Toronto Press.

Nordenstreng K., Thussu D.K. (eds.) (2015). Mapping BRICS Media. NY: Routledge.

Parker G.G., van Alstyne M.W., Choudary S.P. (2016) Platform Revolution: How Networked Markets are Transforming the Economy and How to Make Them Work for You. NY: WW Norton & Company.

Postman N. (2006) Amusing Ourselves to Death: Public Discourse in the Age of Show Business. NY: Penguin.

Qvortrup L. (2006) Understanding New Digital Media: Medium Theory or Complexity Theory? European Journal of Communication 3(21): 345–356.

Thussu D.K. (2019) The Changing Geopolitics of Global Communication. London: Routledge.

Waisbord S. (2019) Communication: A Post-Discipline. UK: John Wiley & Sons.